В галерее на Солянке с 2 по 17 февраля проходит первая московская выставка Джеймса Хилла, прославленного репортера — названная просто «Фотографии». Хилл — это призовые места на Pulitzer Prize 2002 за Афганистан, на World Press Photo 2005 за Беслан, и прочая и прочая. Учитывая тот факт, что Хилл в пост-советском пространстве присутствует постоянно с 1991 года (Киев, распад СССР), на сей день делит свое «мирное» время между Москвой, Римом и Парижем, и прекрасно говорит по-русски — персональная выставка безусловно назрела. Все болевые, изломные, значимые моменты нашего времени, российского и общемирового (помимо войн — это и Оранжевая революция, и Беслан, и похороны Папы) — все это документировал Джеймс Хилл.
© James Hill
Сначала плохие новости, потом хорошие. С одной стороны, выставка организована не здорово. Во-первых, из всех форматов выбран такой отчетно-перевыборный вариант, когда представлено по несколько фотографий каждой серии, причем серии эти расположены по принципу цветное — ч/б — цветное. Никакой серьезной кураторской работы в этом не видно, серии не перекликаются. Не то чтобы что-то не так собственно с работами — просто более интимные, камерные вещи теряются на фоне более жестких военных, например.
С другой стороны, выставка организована слишком хорошо: хорошо проспонсирована, вино и светская тусовка на открытии. Учитывая характер фотографий (одни из наиболее знаменитых бесланских снимков сделаны именно Хиллом) — радостный обмен новостями, small talk и бокал красного как-то не очень приятно смотрятся. Может, я старый ханжа, конечно.
Лично я, отчаявшись пробраться вдоль стен и собственно посмотреть выставку (на открытии была куча народу) — оказался в смежной темной комнате, где нон-стоп демонстрировалось двадцатиминутное слайд-шоу под составленный автором фотографий саундтрек. Вообще-то музыка — это манипуляция, так постулировал еще Бунюэль давным-давно применительно к кинематографу (а здесь то же самое). Но эффект это все оказывает очень серьезный — по большому счету, Хилл (событийно) не про «худший ужас этой войны», он про «как это выглядит для наблюдателя, кто оказался там». С поправкой на способность чувствовать прекрасное. Соответственно, Хилл может позволить себе пойти дальше в эмоциях — выплеснуть их через музыку — иракская кампания превращается в бессмысленный и кроваво-скучный апокалипсис сегодня, и т.д.; к добру это или нет, но эмоциональный мессидж доставляется по назначению.
© James Hill
Что есть хорошего в его фотографиях кроме боба дилана в слайд-шоу и отчаянной стрингерской смелости автора: есть потрясающая, пугающая красота. Есть отрешенность (лицо американского гражданина-талиба, взятого в плен и ныне отсиживающего на базе Гуанатанамо). Есть отличный баланс (демонтаж памятника Саддаму — просто конструктивистская геометрия кадра). Есть великолепная работа с цветом (мертвые лица, Ирак — камуфляж, красная кровь, синяя краска — фотографии при всей конкретности поднимаются до уровня абстрактного шедевра). Я бы выделил пространство. Очень много воздуха, физически ощущаемого объема. Старик молится под исчерченным инверсионными следами синим небом, это как бы дым мыслей, поднимающийся из его головы…
Но главное, на мой взгляд — то, что фотографию Джеймса Хилла сознание заглатывает целиком как художественный артефакт, отрешившись от содержания — неважно, Беслан это или Ирак; и лишь по прочтении подписи накатывает понимание того, ЧТО означают эта цветовая красота (мертвые люди) или эта ритмическая гармония (дырки от пуль в стене бесланской школы). Это особенно сильное впечатление: Хилл не живописует смерть и страдание буквально, в лоб, не пытается прорваться сквозь наши зрительские блоки — скорее действует исподволь, подкупает; его смерть буддийски-отрешенна, его страдание сконцентрированно, сосредоточенно. Это не попытка вызвать моментальную животную реакцию, но призыв к размышлению над природой происходящего… Последний бокал, «Прекрасная выставка, спасибо вам большое!» — и прочь, в ночную московскую стужу. Фотографии поселились у меня в голове, Джеймс Хилл до меня достучался. Премии заслужены.
