Модели Платона

Путин

Меня послали в Москву в декабре прошлого года, чтобы я сфотографировал этого человека для обложки Time. Мне сказали, что он отказывается сниматься крупным планом. Но я победил. Я всегда побеждаю.

Мне пришлось провести неделю в гостиничном номере в ожидании. На пятый день черный BMW отвез меня на дачу Путина. Когда мы подъехали, был сильный снегопад. Кругом была туча охранников. Я был испуган до колик. Два часа они осматривали меня и мою камеру на холоде. К концу я уже просто трясся от холода и ужаса, из носа лило. Меня провели внутрь, посадили в комнату — и потом я ждал Путина восемь с половиной часов.

Наконец мне объявили: он готов, начинайте съемку немедленно. Вдруг Путин входит в комнату. Я говорю: «Здравствуйте» и мы пожимаем друг другу руки. Я говорю: «Вы любите Beatles?» Он говорит: «Да». Я говорю: «А какую песню больше всего?» Он говорит: «Yesterday». Я был так взволнован, что полуобнял его и говорю: «Вы самый лучший». Мы были равными в тот момент.

Я сказал ему: «Моя мама считает вас очень привлекательным». Он улыбнулся. Эту фотографию я сделал, разговаривая с ним о моей маме. Первое правило Платона: если вы хотите смягчить самых твердых и властных, всегда говорите с ними о мамах.

В комнате были я, Путин и еще 20 охранников. Они следили за каждым моим движением. После сессии он наклонился ко мне и спросил меня: а можно нам вместе сфотографироваться? Та как других фотографов в комнате не было, я отдал камеру охранникам и снова полуобнял Путина.

Когда я вернулся в Штаты, все были в ужасе. Мне сказали: «До Путина же запрещено законом дотрагиваться!». Ну вот — я человек, дотронувшийся до Путина.

Билл Клинтон

Клинтона я тоже ждал в гостинице. Для этой съемки закрыли целый этаж. 8 часов я устанавливал оборудование. По улице ехало двадцать машин кортежа, в одной из них сидел президент. В комнате со мной находилась толпа вооруженных охранников. И вот я слышу: «Президент в здании». Потом «Президент остановился отдохнуть и выпить диетическую колу». Потом: «Он будет здесь через десять секунд. Десять-девять-восемь..»

Когда вошел Клинтон — у меня было ощущение, что вошел Элвис Пресли, только в строгом костюме. Вдали как будто заиграла музыка. Я ему сказал: «Покажите мне в камеру любовь». Все его советники вокруг стали шикать: «Господин президент, не слушайте его». А он поднял руку и говорит: «Спокойно, я знаю, что он имеет в виду». И стал смотреть в камеру с этим харизматичным, открытым выражением лица. Настоящая «клинтоновская магия»! В общем, это была фотография на обложку американского Esquire.

И вот через какое-то время смотрю я телевизор, и там показывают вдруг эту обложку. И комментатор говорит: «Отвратительное зрелище — мы все в шоке и ярости, что наш президент показан таким образом. Видите, ноги у него разведены — это чтобы продемонстрировать его ширинку. А галстук — видите? Он специально сделан стрелой, чтобы указать на его пенис». Кошмар. Стоит ли говорить, что я вообще не думал о сексуальной подоплеке, когда его снимал? Эти телевизионные ведущие — они сумасшедшие!

Оззи Осборн

Вот перед вами фотография крутого парня. Он, наверное, принял наркотиков в жизни больше, чем любой другой человек. Почему он плачет?

Ну вот — я его снимаю. Он весь такой жесткий, сильный. И тут я вдруг говорю: «Подумайте о любви к жене». И он начинает корчить в камеру гримасы и вдруг я вижу — у него слеза катится. Романтика всегда побеждает.

Моника Белуччи

Вот это — самая красивая женщина в мире. После моей жены, конечно.

В общем, захожу я в ее гримерочную. Сижу и жду. И входит Моника. У меня перехватывает дух. А она берет и все с себя снимает: сначала брюки, потом блузку, потом бюстгальтер. Я просто уже больше не могу. А она говорит: «Платон, я сейчас надену это платье — я хочу сфотографироваться в нем». Платье такое узкое, что две ее ассистентки — тоже прехорошенькие! — мажут ее маслом и только так им удается натянуть на нее платье.

В конце съемки я говорю: «А можно мне сфотографироваться с вами?» Она кивает, садится рядом, меня обнимает. Я чувствую — сейчас я с собой не справлюсь. Говорю: «Моника, да ведь я женат». И тут она наклоняется ко мне и прямо в ухо шепчет с придыханием, так ужасно сексуально — я до сих пор ее дыхание чувствую — «Не волнуйся, дорогой, я тоже замужем».

Памела Андерсон

Когда она пришла в студию, я подумал — она же настоящий секс-символ Америки! Как бы это обозначить? В общем, купил американский флаг и ее в него завернул.

Читателям ничего не видно — она же снята со спины — но они мастера угадывать. В общем, в снимке есть какая-то тайна. Всем понравилось. Настоящий секс-символ! Таким она визуально в памяти и остается.

Только они не знают главного. Когда Памела пришла в студию, она была на пятом месяце беременности. Вот такая вот тайна. Ее мы и скрыли за флагом.

Нейл Янг

Вот сильный, талантливый человек. Популярен у нескольких поколений, включая и молодое. Работал с Бобом Диланом.

Я его спросил, фотографируя: «Как вы относитесь к критике? Вас же очень много критикуют!» А он и говорит: «Если ты настоящий художник и ты честен с самим собой и с публикой, ты не можешь ошибаться. Это и есть заслон от критики для самого себя — честность».

Это мне придало очень большой уверенности в себе и том, что я делаю. Мне кажется, это видно на снимке.

Хит Леджер

Когда я его фотографировал, он был в депрессии. У него была масса проблем с наркотиками. Он умер вскоре после съемки.

Очень странно вышло — это видно в его глазах. Они грустные. Но тогда я этого не видел. Вот так бывает — когда ты снимаешь, в кадр попадает что-то, что даже ты сам пока еще не видишь.

Шерил Кроу

О, я обожал Шерил Кроу. Для меня она была секс-символом.

Но когда она пришла ко мне, я увидел вовсе не секс-символ. Она была такой красивой, уязвимой леди, — только-только оправлялась после рака. На следующий день она должна была идти к врачу и узнавать результаты анализа — прошло ли лечение успешно.

И я ее спросил: «Если бы у вас было какое-то желание, которое вы могли бы донести до Бога — что бы вы попросили?» И она сказала: «Покоя! Господи. Можно мне покоя?» Вот тут я ее и щелкнул.

Дастин Хоффман

Когда я отправился на съемки, друзья мне говорили: этот Хоффман, он трудный орешек, у тебя ничего не выйдет. Ну да ладно. У меня свои методы. Хотя с ним действительно было трудновато — и вокруг эти четыре стервы, его ассистентки, властные, опекающие.

В общем, мы встречаемся, я ему говорю: «Моя мама вас обожает, считает вас невообразимо привлекательным». А он смотрит на меня и спрашивает: «Что, правда? А где она живет?» Я отвечаю: «Она живет в Лондоне». И тут он вдруг говорит: «А мы можем ей позвонить?» Я в замешательстве смотрю на часы: «Вообще-то, сейчас она, наверное, как раз готовится ко сну». Ну, в общем, я набираю номер и говорю: «Мама, тут один человек хочет с тобой поговорить». Он берет трубку: «У вас есть тайный американский поклонник, и в следующий раз, когда я приеду в Лондон, я к вам обязательно приду». Моя мама отвечает: «А с кем я разговариваю?» Он говорит: «С Дастином Хоффманом». И тут моя мама начинает причитать: «О Господи, о Господи». Мы все слышим ее крики. Вот так я и заставил его улыбнуться.

Но у этой истории было продолжение. В конце съемки я ему говорю: «Вы не знали об этом, когда решили ей позвонить. Но мой отец умер всего месяц назад. Завтра ее день рождения — и она впервые за 40 лет проведет его в одиночестве. Большое вам спасибо за звонок. Это ее действительно поддержит». И что вы думаете? На следующий день Хоффман звонит тайком от меня моему агенту. И посылает моей маме 100 белых роз. К розам приложена записка. «Пусть ваш день рождения будет замечательным. От тайного американского обожателя».

Записала Виктория Мусвик