История русской пикториальной фотографии еще не написана, но когда таковая будет, почетное место в ней займет творчество Александра Даниловича Гринберга (1885–1979), человека удивительной судьбы, классика русской светописи.
Он прожил долгую, полную драматических событий жизнь — без малого целое столетие! Родился в царствование Александра III Миротворца, стал именитым фотографом еще в самом начале века, при Николае II, воевал в Первую мировую, несколько лет провел в германском плену. В гражданской войне был на стороне красных. В 20-е и первую половину 30-х годов активно работал как фотограф и кинооператор. В год великого перелома (1929) подвергся острой идеологической проработке за мелкобуржуазность художнической позиции.
В 1935 году он среди двадцати участников «Выставки мастеров советского фотоискусства», а год спустя — в одном из лагерей ГУЛАГа. Чудом вырвался на свободу накануне Отечественной войны и долгое время носил клеймо «бывшего в заключении». В военные годы не покидал Москву, зарабатывая на жизнь съемкой портретов. Пережил борьбу с космополитизмом, был реабилитирован в хрущевскую оттепель, существовал на скромную пенсию в брежневскую пору. Словом, испытал с лихом все, что выпало на долю его поколения. На фотографическое поприще Александр Гринберг вступил в пору расцвета русского фотопикториализма. Тогда блистали имена Николая Петрова, Сергея Лобовикова, Анатолия Трапани, Сергея Саврасова. Гринберг в совершенстве овладел техникой благородной печати, позволявшей передавать в портретах оттенки настроения, в пейзажах — мимолетные впечатления от натуры. Современников его работы поражали виртуозностью исполнения. Эти фотографии превосходно вписывались в стилевые сплетения модерна. Фигура в портретах уплощалась, линия пела изысканную мелодию, моделируя формы. В пейзажных снимках предметы растворялись в мареве среды, а свободная композиция настраивала зрителя на лирический лад. Живописная манера помогала опоэтизировать натуру, пробуждала мечты о прекрасном мире, в который обращала обыденную реальность, а орнаментальность и декоративность заключали фотографические образы в раму Искусства. Молодой Гринберг стал активным сторонником и пропагандистом масляной обработки отпечатков (бромойль, гуммиарабик, резинотипия). На развитие его творческих принципов повлияла тесная близость к практике кино и работа кинооператором на известных киностудиях. Он и здесь заявил себя недюжинным мастером, почти десять лет (с 1922 года) занимал кафедру киносъемки в Гостехникуме кинематографии (будущий ВГИК), воспитал немало учеников.
К середине 30-х годов Гринберг отказывается от бромойлей и приходит к выводу: творческое начало в фотографии может выражать себя и без сложной обработки снимка. Он формулирует идею «чистой фотографии» (выражение принадлежит ему) и вводит понятие в обиход. Идея эта созревала еще раньше, в пору работы над фотографическим воплощением «искусства движения». Тогда, в середине 20-х годов, в Государственной академии художественных наук был создан Фотокабинет, вокруг которого группировались фотохудожники старой школы, и среди них Гринберг. Перед ними стояла задача — с помощью фотографии создать транскрипцию движения в танце. Интерес к этой проблеме был связан с приездом в СССР знаменитой американской танцовщицы Айседоры Дункан с ее школой свободного танца. Работы фотохудожников демонстрировались на выставках «Искусство движения», всего их было четыре. Выставлялись там и фотографии Гринберга — обнаженная натура. Здесь он достиг совершенства и, пожалуй, не имел соперников в выражении идеального женского образа. На снимках Гринберга модели полны истомы, они как обещание блаженства и неземной любви. В них нет роковой страсти, духовное не противостоит телесному, но находится в гармонии с ним. Гармония этих начал более всего занимала мастера, и потому его женские образы столь полнокровны. Итоги двадцатилетней работы мастера были представлены на знаменитой выставке «Советская фотография за 10 лет» — 51 снимок. Авторитет Гринберга был в то время столь высок, что он вместе с известнейшими деятелями искусства входил в жюри выставки. Когда в 1929 году начался разгром старой фотографической школы, в списке тех, чьи произведения получили ярлыки «упадочные», «социально-импотентные», стояло и имя Гринберга. Особенно досталось «красивым, бесполезным самкам». Вывод, естественно, был сделан: эротизм, который питается истоками богатого, пресыщенного безделья, советскому искусству не к лицу. «Публичная, общественная фотография, — говорилось в статье „О „правых“ влияниях в фотографии“, — должна раз и навсегда прекратить доступ на свои выставки, в свои витрины, в свою печать этому грязноватому пережитку капиталистических отношений».
И все-таки Гринберг рискнул еще раз выставить этюды обнаженного тела на выставке 1935 года, на обсуждении которой смельчаки призывали учиться у мастера культуре фотографии. В сущности, за фотографическую культуру он и был арестован (хотя ему инкриминировали распространение порнографии) и осужден Особым совещанием НКВД СССР.
История, однако, рассудила иначе. Ушли в небытие хулители Гринберга, забыты яростные критики фотохудожников-пикториалистов, теперь их работы выставляет Третьяковская галерея. С творчеством Александра Гринберга знакомится фотографическая столица Европы — в Париже прошла персональная выставка Мастера.
Валерий Стигнеев
