Gosha Bergal

У людей сформировалось то, что Ричард Докинз назвал рас-
ширенным фенотипом:
Дом как продолжение организма, дополнительная оболочка.
В нашем мозге существует прообраз дома, он заложен в нас с
рождения. Как и все глубинные поведенческие паттерны, это
хорошо заметно в детстве. Дети всех народов играют в до-
мик, хотя никто их этому не учил. С потерей дома наша жизнь
не закончена, но мозг воспринимает ее практически как утра-
та части тела. И страдает таким же образом. Если тебе некуда
вернуться, нет своего угла, тебе трудно полноценно контак-
тировать с миром и продолжать быть полноценным гипер-
социальным существом, как все нормальные homo sapiens.
Потеря дома для человека – экзистенциальная трагедия. Он
сразу оказывается в невероятно уязвимом положении. Прак-
тически, как если бы он потерял эпидермис, а мы бы ему
говорили: «ладно живут же люди без эпидермиса». Живут.
Но мало и плохо. Остаются другие слои кожи, но она уже не
дает полноценного контакта с внешним миром.
И еще. Отец социобиологии Эдвард Уилсон считает, что по-
стоянное жилище – основа высшей формы организации жи-
вых существ: эусоциальности. Эусоциальность есть у об-
щественных насекомых, нестареющих подземных грызунов
– голых землекопов, и человечество тоже эволюционирует в
этом направлении. Эусоциальность, по сути, означает «хоро-
шее общество». Такое общество, где у каждого должен быть
дом.