Артём Шульга

Обрывки
(Поэтическая поэма полу-романъ)

Глава семнадцатая.
Дома и в гостях


Действующие лица:
Историю эту мне мой дед Павел Степанович сказывал. Бывало, сядем в карты дурака свалять, так он уж обязательно краем упомнит. Очень уж ему памятной была. Я попросил записать ещё маленьким, а вот теперь нашел.


---
*Некоторые места, в следствии разнообразныхъ событий, могут быть затронуты чернильными пятнышками.




Бывает, братцы, такая неловкость приключится, просто караул. Есть за мною, значит, одна история… Заехал ко мне, по первому то снегу, Лев Николаевич вареньем калиновым угоститься. Любил я очень этого бородача попотчевать. Так напьётся чаю и набок валится. Довольный. Ну а мне как хозяину значительно и приятно. Гость как-никак славный. Вот и теперь Лев Николаевич насосался чаю горяченького и кимарить начал. Клюнет носом и встрепенётся. Ещё чаю с вареньицем пригубит. Сидим мы так в зале, камин уютно потрескивает, за окошком задувает, смеркается. А тут… Лай, хруст снега, свист… Гляжу в окно, сани у ворот только стали, выскакивает Фёдор Михайлович, чертыхается, шуба на распашку, шапка набекрень. Пыхтит. Рычит. Выкрикивает «Топор!!! Топоор!». Глядь, на крыльце уже, красный весь, как румяная девица в ярмарочный день, губы обсохшие, ноздри раздуты, как у загнанной лошади… И давай своё «Топоррр! Топор!!!» — орёт почём свет.
Усадебка то наша Шульговка, надо сказать, добрая и в те времена была, хорошо сбита. Лев Николаевич клюёт, в бороду не дует, да тут, как на зло, чая с блюдечка набирает-откушивает. Хлебнул, а до этого хвать — и ложечку брусничного варенья, да под язык…
А Лев Николаевич, ещё надо сказать, туговат на то ухо был, которым к дверям в залу сидел. Сидит, вареньем наслаждается, умиротворяется, думу думает… Тут Фёдор Михайлович вбегает и давай сходу «Тоопор!!! Топор!». Лев Николаевич голову повернул (совсем близко к дверям сидел)…
Как глаза выпучил, голова надулась и… Как чаёк выплеснет, таким манером, как бельё спрыскивают, когда глажение справляют…
И прямо Фёдору Михайловичу в распахнутую шубу, прямо на белую крахмальную сорочку в рубчик. Стоит Фёдор Михайлович глазами хлопает, бормочет. По губам видно: топор… топор… Лев Николаевич не стерпел, подскочит и как заорёт «У меня, так раз так (сучий сын), когда рельсы были я так не орал!!!» …
Тут вбегает рыжий Ермолка денщик с топором в руках, запыхавшись и рывками выдавливает: «Только со станции… Случилось что!?!»

Тут мы втроём и сели.