Свойство фотографии Александра Масленицина, ее своеобразие начинается там, где мы имеем дело со снимком, а там где формируется замысел того или другого ряда изображений. ТИХАЯ ЖИЗНЬ уже предполагают определенную работу с предметом, на который нацеливается фотография, с предметом бытия или формы бытия.

Здесь нет той привычной остроты, яркости, аттракционности, тех, устоявшихся в практике 90-х годов, способов оформления новой выразительности, которыми увлекается сегодняшняя культура. Мы не отправляемся туда, где насилие или агрессия, где пытаются высказать себя разные типы поколенческого отчаяния и новая депрессия. Масленицын не фиксирует табуированные зоны, которых остается все меньше, и не занимается опытами с виртуальной реальностью.

Двигаясь в сторону своего спокойного, но мистического ощущения жизни, он успевает заметить ту новую, в силу своей невостребованности в культуре, систему смотровых площадок, которая дает возможность созреть необычной оптике, проявляющей, так называемую, тихую незаметную жизнь. Эта незамеченная, непросмотренная подчас периферия жизни, пропущенные возможности, неприметные участки нашего общего существования, неактивизированные и неангажированные социокультурным пространством. Они, с одной стороны, не составляют контекст, потом что присущи любому типу человеческого общежития, а, с другой стороны, не являются знаками и приметами времени. И вот именно с этими упущенными нулевыми зонами бытия и работает А.М., в них он всматривается, в них формируется концепт его художественной стратегии и с ними он виртуозно работает как художник, приступая к труду овеществления и перевода. Именно одним из предельных выражений этой позиции оказывается серия ТИХАЯ ЖИЗНЬ.

Нет ничего более замыленного, более незаметного, чем эта самая мышья беготня или изматывающая репититивность жизни самой по себе: в постель — из постели — к еде — вымыть посуду — отправиться в магазин — сказать необходимые ритуальные слова — ритуально поссориться и т.д. То есть это как раз то, из чего всегда, начиная от пещер и заканчивая космолетами, будет устроена человеческая жизнь.

В этом неизменном цикле существования выбирается одна из возможностей, она не формируется специально, не культивируется, как какой-то один способ соотношения модели и фактуры, это не постановочное фото. Но это и не репортаж, это не случайные снимки. Здесь проводится особого рода работа, пытающаяся остро артикулировать новое зрение. Человек в абсолютно привычной и знакомой ему ситуации выделен и активизирован автором съемки, он не застигнут врасплох, но его внимание обращено к тому процессу жизни, в котором он располагается.

Не только внимание фотографа обращено на этот тихий белый участок жизни, но и внимание модели. В этом внимании, в двойной концентрации, в этой удвоенной перспективе и существует снимок. Мы наблюдаем за тем как, люди наблюдают за привычным мгновением, которое раньше не различалось, они вспоминают себя в эту секунду и камера фиксирует это воспоминание. Здесь есть подлинность происходящего и в то же время ритуальная выделенность этой подлинности.

Вот это вспоминание себя, столь привычное для мистериальной техники и совершенно незнакомое для фотографии, я обнаруживаю здесь.

Заполнение совершённых витальных пропусков — новая надежда культуры. В этом смысле А.М., как ни странно, совершенно непрямо пользуется инструментом ДНЕВНИКА. Это особого рода искусственно организованный дневник. Не дневник, который есть сцеживание и сублимация жизни, а своеобразные письма самому себе, не на бытовую память, а на культурную художественную память, с расчетом на то, что по своему пути они обнаружат себя и перед социокультурным контекстом.

В этом смысле здесь располагается АКТУАЛЬНОСТЬ.

Борис Юхананов