Игорь Мухин — повсюду. Ни спрятаться, ни скрыться. В Москве ему уже пора давать звание почетного городского летописца. Приезжаешь в Поволжье, и там самая главная фотовыставка — у него.
На 2-м фестивале "Pro Зрение" спецпроект Мухина занял лучшее место. У входа, сразу за стендом местного классика Добровольского. Гордые традиции поволжской фотографии и советского репортажа призван был продолжить заезжий "варяг".
Пенсионерка с полиэтиленовым пакетом "Бейлис". А фоном - агрессивная реклама кока-колы. Социальное противоречие очевидно. Она - в своей цветастой шали и синем до рези в глазах пальто. И оно - буржуазное рекламное нечто, вторгшееся в бабулино пространство. Снимок, который может быть сделан везде - в любой точке новой России. И кем угодно.
Обаяние вкусных контрастов. 3 девчонки-нижегородки идут вдоль по Плотничному переулку. А там между деревьев подгнивает избушка (дом 8). Есть отчетливое сюжетное напряжение между старыми стенами и ядреными молодушками (у одной из них нечто совершенно невероятное накручено на голове и торчит в разные стороны, как перья). Нет ничего проще, чем использовать такие контрасты.
Рябой баянист на фоне щита кока-колы. Вот яркий пример контрастности такого рода. Но то, что у другого фотографа выглядело бы плоской социологической пошлятиной, Мухин снимает на ура. Потому что есть нечто еще, кроме эти контрастов - таких очевидных. И таких незначимых. Нечто "мухинское".
"Бьющий наотмашь" кадр. Нищий на картонном ящике из-под Sony сидит с самодельным посохом, подогнув ноги, как йог, а за ним, прямо на тротуаре, валяется пьяный мужик. Очень просто. Но при таком описании исчезает самая существенная часть мухинского снимка. Ведь в нем нет ни осуждения, ни издевательства. Одна только щемящая русская тоска, почти элегическая в своей интонации. Теплые глаза бомжа.
Полуразрушенные скульптуры. Мухин много лет предъявляет их публике. В Нижнем Мухин нашел еще одного идола - Горького: усач глядит на пионера сверху вниз, а юноша со взором горящим преданно взирает на "буревестника": оба покрыты тем, что в живописи именуют "кракелюрами", а в просторечии - трещинами. Статуи персональны. Благодаря диалогу взглядов. Горький оживает в своем объятии с пионером.
Взгляд в трамвае. Тетка с толстой до пояса косой издалека увидела то ли фотографа, то ли парня с бритым затылком, сидящего перед репортером. Но в ее мимолетном косом взгляде издалека столько затаенной ненависти, сколько бывает только у случайной попутчицы в общественном транспорте. Мухин умеет ловить взгляды. Это уже волшебство.
Мухин делает то, что все хотят делать. И многие делают (рябой баянист на фоне кока-колы - велика мудрость!). Но почему-то не получается. Именно здесь и скрыта магия.
Я давно хотел написать о Мухине, но все не мог найти нужные слова. Вот нужное - интонация.
Нечто, чему с трудом можно найти определение. Но Мухин чувствует интонацию взгляда. Даже там, где его объект - памятник.
За случайным скрывается социальное. За социальным - личное. Вот где секрет Мухина.
Советский репортер не знал, что человек может находиться внутри самого себя. Он замечательно снимал толпу. Руки доярок. Улыбки трактористов. Даже математик на фоне доски с формулами был погружен не в себя, а в науку - в высшие социальные эмоции. Люди на советских снимках не умеют быть одинокими. У Мухина даже толпа состоит из отдельных людей. Из их бессмысленных и беспощадных взглядов. Из их трепетных и щемящих взглядов.
Михаил Сидлин
