В течение весьма долгого времени, люди собирали, сортировали и организовывали сущности, как физические, так и абстрактные, призванные осмыслить мир. Не удивительно, что фотография практически сразу после ее изобретения стала частью этого процесса: там, где сами изображения не являются предметом коллекционирования, классификации и организации, они используются для создания наглядных пособий. Это стало настолько обычной частью нашей повседневной жизни, что мы даже перестали задумываться на эту тему.
По своему строению, фотокниги – это сортированные и организованные собрания фотографий. Так как задачи большинства фотокниг гораздо шире, мы просто забываем это обстоятельство. И во многих случаях, когда задача не простирается дальше, это обычно становится настолько важной частью рассматриваемой работы, что нет смысла подвергать ее сомнению или ожидать большего.
Например, никто в здравом уме (ну, к этому мы еще вернемся), не будет ожидать, что фотокнига Бернда и Хиллы Бехер (Bernd and Hilla Becher) будет представлять собой просто нечто вроде очень сухой коллекции монотонно сфотографированных промышленных объектов. Суть именно в этом: через накопление вещей, которые выглядят очень похожими (в реальности ли, или на фотографиях), обнажаются их внутренние характеристики, и они раскрываются как «анонимные скульптуры».
Конечно, тот, кто не так сильно увлечен иерархиями в искусстве, может посчитать работу Бехеров хорошей, но не завершенной, считая, что их понимание термина «скульптура» довольно ограничено. Конечно, эти коллекции делают свое дело, и я думаю, множество людей не считает их такими смертельно скучными, как я. Я не имею в виду хорошую скуку, которая открывает новые смыслы; я имею в виду скуку, например, во время долгого международного перелета, когда вы почти не спали, и вот осталось где-то полчаса до посадки, и ваши чувства почти полностью притупились.
Я не собираюсь спорить, утверждая, что работа Бехеров не является искусством; просто сам по себе я предпочитаю, когда искусство уводит меня туда, где я удивляюсь – «что это?», где, иными словами, я вижу мир заново, – вместо того, чтобы восхищаться обыденными деталями мира, который сам по себе не очень интересен изначально. (Ваш опыт может быть иным).
Может быть, именно мой научный опыт заставляет меня ожидать от художников большего, чем простой набор фактов (назовем это так). Как ученый, я действовал следующим путем: собирал факты, и в результате приходил к единственному заключению, которое все эти факты поддерживало. В этом нет ничего плохого, но со временем этот подход перестал удовлетворять меня, особенно потому, что он налагал ограничения на то, что я считаю своим творчеством.
Таким образом, со временем я стал желать от художников большего: как я уже заметил выше, я хочу, чтобы они заставили мое воображение работать, не обязательно опираясь на факты, или же опираясь, но таким образом, чтобы заставить меня пересмотреть нечто из известного мне раньше.
Именно в этом направлении действует Anima Mundi («Душа Мира») Мате Барты (Máté Bartha). Книга, очень привлекательно оформленная Карелом Франсеном (Carel Fransen), по сути – упражнение по осмыслению мира через закономерности, наблюдаемые в мире или привнесенные (дизайн, конечно, есть информация визуального материала, направленная на коммуникацию).
Дизайн в основном опирается на шаблон из восьми квадратных блоков на каждой странице, в которые собраны фотографии. Отдельная фотография могут заполнять либо один квадрат, либо несколько. Когда картинка заполняет четыре квадрата, она может быть показана в виде четырех индивидуальных сегментов, либо показана как единое целое, но немного меньше сетки из четырех.
Ничего из этого не будет работать, если сами по себе фотографии не будут отражать закономерностей: фрагментация информации позволяет перетасовать находящееся на виду, а ее накопление намекает на логику, которая может быть или не быть нам знакома. Я думаю, что последнее сильно зависит от зрителя; тот, кто имеет отношение к науке, может воспринять книгу совсем иначе, чем человек, неискушенный в этой области.
(Этот факт может означать, что я – неправильный выбор автора для написания обзора этой книги. Но, начав работу, я уж ее закончу).
Без изображения человеческого тела Anima Mundi была бы совершенно неудачным произведением. К счастью, небольшое их количество присутствует, в том числе несколько фотографий двух рук, изображающих нечто, что может быть принято за какие-то символы. Смысл, как говорится, передается здесь и далее. Что могут означать эти фигуры, оставлено на разумение зрителя.
Во многих отношениях книгу можно рассматривать как показательный пример многих работ, сделанных в наши дни. Она интеллектуальна и очень хорошо сделана (я не использую слово «интеллектуальный» как критику), и она говорит о более широких, свободных вещах, игнорируя более конкретные и мелкие, которые нас окружают (а вот это уже критика).
На каком-то этапе фотографам придется коллективно решать, действительно ли перестановка пикселей на палубных стульях на «Титанике» выдерживает испытание временем. Однако, Барта живет в Венгрии при режиме Орбана, так что эти мои комментарии на самом деле направлены на тех авторов, которые все еще могут наслаждаться гражданской и артистической свободой.
Со всем сказанным, Anima Mundi – совершенно точно одна из лучших вышедших недавно фотокниг, которая работает вокруг идеи использования (в широком смысле) научного метода, чтобы подтолкнуть нас к переосмыслению мира. Листая книгу, я получил интересный опыт: в отношении некоторых фотографий мне казалось, что, размещенные в сетке, они теряют часть своей ценности, в то время как с другими ситуация была совершенно противоположной.
Что лишний раз доказывает, что раз уж дело дошло до фотокниги, единственное, что имеет значение – это целое, но ни в коем случае не части. И в этом и заключается это целое, хотя заранее не сообщается, каким оно должно быть – зритель должен создать его сам, в своих представлениях.
Книга Anima Mundi; фотографии Мате Барты; эссе Эмезе Мусси и Пола Дейстельберге; 136 страниц; The Eriskay Connection; 2024
Оригинал на сайте Conscientious Photography Magazine
Перевод с английского Александра Курловича
