Из интервью Игоря Познера Дмитрию Шнеерсону:

ДШ. У тебя же есть специальность: «молекулярная и клеточная биология»! Интересней не придумаешь! И вдруг какая-то фотография. Почему?

ИП. Действительно, почему? Вообще-то в оригинальные планы входило посвятить себя медицине, а т.к. медицинское образование в Америке требует степени бакалавра естественных наук, то появилась биология. Затем после окончания университета я решил годик отдохнуть. Появилось время на себя… И тут возникла фотография — что-то такое, что необъяснимо тянуло к себе, и не переставало удивлять.

ДШ. Значит фотография появилась «от нечего делать»?

ИП. Да, нет. Время, потраченное на себя, это совсем не безделье. До фотографии я иногда писал музыку и занимался видео. А потом появилась фотография и пошло, поехало: все эти негативы со светом и тенями наоборот, изображения, возникающие вроде бы ниоткуда, импульсы, неизвестно откуда берущиеся…

ДШ. А когда же на смену удивлению пришло ощущение, что вот, теперь — получилось?

ИП. А удивление, кстати, так и не прошло, я все равно не всегда понимаю откуда та или иная фотография взялась, сохраняется ощущение, что еще кто-то кроме меня во всем этом участвует. А первая получившаяся работа была, пожалуй, с танцовщицей фламенко,- место съемки было вполне туристическим, куча фотографов вокруг и т.д. Но был какой-то импульс, и острое ощущение удачи.

ДШ. А почему у тебя почти все работы сняты нерезко? Зачем эти смазки, подвижки, проводки? Или это намеренное обобщение образа?

ИП. Да нет, это не прием. Я думаю это результат особого — свободного — обращения с камерой. Я не хочу ее стопорить и превращать в инструмент, мне важнее, чтобы она оставалась продолжением моей руки, походки, взгляда.

ДШ. А почему ты тогда не попытаешься улучшить технические параметры своих работ? Повысить резкость, расширить гамму и т.д.? Или ты боишься потерять лицо?

ИП. А какие там еще параметры нужны? У меня и так: лейка, пленка и ручная печать. Важно, чтобы сохранялась визуальная поэзия, интимность…

ДШ. А как тебе Майкл Аккерман? Не кажется ли тебе, что вы похожи? И как называется это направление в фотографии?

ИП. Майкл прекрасен. Невероятно дышащий фотограф и совершенно родственный по духу художник. И уж если зашла речь о родственниках, то своими отцами в фотографии я считаю Дайдо Мариамо и Роберта Франка, дядей — Марио Джакомелли, а Антуан д′Агата и Майкл Аккерман — оказались, как это ни нагло звучит, моими братьями.

ДШ. А с кем из них ты знаком лично?

ИП. Лично только с Майклом.

ДШ. А где ты снимаешь? В России? В Америке? Везде?

ИП. Принципиального значения это не имеет. Главное — ощущение чужести и непринадлежности, ощущение отсутствия почвы под ногами.