Игорь Култышкин: Cуществует ли понятие — «русская фотография»?
Сергей Максимишин: Я могу говорить лишь о том, что знаю, то есть не о фотографии вообще, а о ее маленькой части — фотожурналистике. Средний уровень российских фотографов, работающих для прессы, несоразмеримо ниже, чем на западе — фотография кончается там, где начинается экономия пленки. Кроме того, крайне низок уровень понимания задач, как следствие отсутствия фотографического образования, причем не только и не столько фотографов, сколько заказчиков — редакторов изданий.
В прошлом году я снимал наводнение в Якутии, работая вместе с десятками фотографов местных газет. Почти все, что снимали, местные ребята тащили в якутское информационное агенство в надежде на то, что эти картинки будут проданы. 98% от сотен просмотренных мной картинок — это фотографии затопленных домов. 2% — то же, но с вертолета. И ни у кого не хватило фантазии сесть с МЧСниками в лодку и сфотографировать, например, то, как люди, сидящие на крыше дома, пьют чай или варят суп. Этим фотографам никто не объяснил, что людей интересуют люди, а не дома.
Несмотря на низкий средний уровень, в России, безусловно, есть ребята, с успехом работающие на хорошие журналы, плечом к плечу с западными звездами. Десяток-два русских фотографов работают вполне на уровне мировых стандартов, а зачастую и перекрывают их. Поэтому, говоря о «русской» и «нерусской» фотографии я бы говорил о работах лучших из русских. На мой взгляд русские в слове «фотожурналист» делают ударение на слове«журналист». В русских картинках слишком много литературы и слишком мало музыки, сюжет довлеет над формой. Другая беда российской фотографии — тяга к перфекционизму, излишней выстроенности картинки. В русских картинках — это слова Юры Козырева, дважды судившего World Press Photo, — слишком много напряженной работы фотографа и слишком мало мимолетного, случайного, нет изящной небрежности, нет ощущения неповторимости момента — собственно «фотографичности». Тем не менее, мне русская фотография интересна уже тем, что она русская. Русских волнуют в первую очередь русские ответы на русские вопросы.
Хулиганствующий элементъ: Когда Вы едете снимать репортаж, у Вас в голове уже имеется отношение к событию, или же вы стараетесь максимально освободиться от этого отношения?
Сергей Максимишин: Когда я иду снимать открытие выставки в Эрмитаже, я думаю о том, что открытие выставки — это хорошо. А когда я иду снимать суд над маньяком, умучавшим 17 молодых невинных девушек, я думаю, что это плохо. И врядли я смогу освободиться от своего отношения к событию, даже если бы пытался.
Естественно, бывает так, что снимая историю, начинаешь глубже понимать то явление, событие или процесс, о которых пытаешься рассказать. Иногда отношение меняется радикально — с плюса на минус. Так, когда я собирался снимать историю про цирк лилипутов, отношение к заведению у меня было резко отрицательным — как к дешевому ярмарочному балагану. Пообщавшись с маленькими людьми, я посмотрел на это с их стороны и теперь понимаю, что цирк для них — одна из немногих возможностей достойного существования в мире «больших людей», и лишить их этой возможности было бы крайне жестоко.
Хулиганствующий элементъ: Как Вы лично относитесь к элементам постановки при съёмках сцен из повседневной жизни, и насколько часто, по Вашему мнению, к её помощи прибегают фотокорреспонденты газет?
Сергей Максимишин: К элементам постановки отношусь отрицательно, но без экстремизма. Если мне мешает настольная лампа, я могу ее выключить, а если мне мешают тапочки, я могу их подвинуть. Относительно режиссуры событий или жанра — безусловно, это недопустимо. Хотя, положа правую руку на левое сердце, кто из нас без греха… Но радости от ставленной картинки никакой. Она, как фальшивая монета в коллекции. Друзья-коллекционеры завидуют, а самому противно. Относительно коллег — есть признанные мастера съемки очень короткометражных художественных фильмов… Имен называть не буду. Вообще, это крайне сложный вопрос, сходный с проблемой артефакта в экспериментальной физике или биологии — очень трудно учесть влияние наблюдателя, экспериментатора или измерителя на исследуемый процесс (вскрытие показало, что причиной смерти является вскрытие). Часто мы снимаем не «жизнь», а реакцию «жизни» на фотографа. Да и вопрос «правды» в фотографии не так прост…
Интересную историю мне как-то рассказал Гарик Пинхасов. Он снимал то ли в Риге, то ли в Вильнюсе расстрел демонстрантов ОМОНом. Была ночь и его за рукав потянули снимать убитых. Кто-то поднял брезент и Гарик со вспышкой сфотографировал едва различимые в темноте тела погибших. Непроявленные пленки он отправил в Париж. Когда он увидел резкие и яркие картинки с трупами и лужами крови, он был поражен — ведь это неправда, потому что этого никто не мог видеть — было темно…
Хулиганствующий элементъ: Что Вы стараетесь показать в репортаже? Событие, отношение к нему самих участников, Ваше отношение, чувство?
Сергей Максимишин: Если мне удалось адекватно отразить все четыре позиции — карточка удалась.
Сергей Трапезин: Посмотрел работы по ссылке. Один большой вопрос — как можно ТАК фотографировать!!!? Я, похоже, прекращаю пытаться:((. А если серьезно, то хочу спросить: в ходе репортажной съемки пользуетесь ли Вы зумами? Или носите несколько фотиков с разными объективами? Или успеваете менять объективы? Или все вместе?
Сергей Максимишин: Из оптики у меня 17-35, 50, 28-70 и 70-200. Все, кроме полтинника, — 2,8. Полтинник совсем дешевый, пластмассовый, — 1,8. В командировках, как правило, снимаю в две камеры — на одной широкоугольник, на другой телевик.
Вадим Раскладушкин: Какова роль цвета в Ваших снимках?
Сергей Максимишин: Ровно такая, как и роль света, композиции, ритма, рифмы… Цвет — одно из выразительных средств. Имея наглость считать себя цветным фотографом, зачастую понимаю, что, будучи обесцвеченной, карточка ничуть не проигрывает, а иногда и выигрывает. Ну и слава богу. Кому надо, тот и обесцветит.
Сиреневый Паровоз: Сергей, Вы сначала расстреливаете плёнку, а потом выбираете удачные кадры по композиции, цвету и т. д.? Или Вы КАЖДЫЙ кадр ждёте, готовите, знаете, что будет дальше? Это всё, конечно, к репортажной съёмке.
Сергей Максимишин: Я сначала жду, готовлю и знаю, потом расстреливаю пленку и не одну, а потом выбираю лучшее. Хотя, конечно, бывает и съемка влёт. Вообще, часто спрашивают о том, как фотограф успел снять нечто… Как правило, это не вопрос реакции, а вопрос терпения и интуиции. Тарасевич, говорят, по 8 часов ждал карточки, не сходя с места.
alpauk: Как Вам такая ситуация: вышел очень хороший кадр, ценность его выходит за рамки конкретного редакционного задания. 3 мегапиксела… не обидно ли? Или это — блажь фотолюбителя?
Сергей Максимишин: Обидно. Вдвойне обидно, когда ты не можешь выполнить конкретное редакционное задание потому, что у тебя нет цифровой камеры. На цифру снимаю только в случае крайней необходимости либо прямого требования заказчика (как было в Ираке).
Alpatkin Alexandr: Особенность поведения при съемке в критических ситуациях и реакция окружающих на человека с камерой. Тем более, что Вы часто снимаете с очень близкого расстояния, и достать карающей рукой фотографа очень легко.
Сергей Максимишин: Главная особенность — не доводить ситуацию до критической. По моим наблюдениям, бывают фотографы, которых всегда бьют, и бывают, которых не бьют почти никогда. Видимо, это как с собаками — собаки кусают тех, кто боится, реагируя на запах адреналина, как на раздражитель. Думаю, что отношение людей к фотографу главным образом определяется отношением фотографа к людям. Вообще, людям, как правило, приятно внимание, вопреки устоявшемуся мнению, им нравится то, что они интересны. В том числе и фотографу. Я очень редко снимаю скрытой камерой — телевик почти не использую. «Привычная» камера, на мой взгляд, — существенно более эффективный способ съемки.
Alpatkin Alexandr: Если можно, немного об иcтории съемки серии «Лариса Ваше Собачество».
Сергей Максимишин: Самая простая история — встретил Ларису на Невском и договорился о съемке. Снимал дня четыре.
Andrew Sheltoff: Хотелось бы узнать об обстоятельствах создания снимка «Calvary». Это репортаж или постановка? Чем обоснован выбор названия?
Сергей Максимишин: Это съемка для «Огонька» о питерском клубе «Хали-Гали». Гуляет веселая компания банковских людей. Имениннику друзья заказали стриптиз на столе. Снимал практически вслепую — там очень темно, подсвечивая вспышкой назад и вверх. Компания была совсем пьяной, на меня им было плевать. Эта картинка — одна из самых невинных с той съемки, но даже ее Огонек не поставил. Про название — фиг знает… Мне все происходящее по формальным признакам напоминает распятие. Да и на стене распятие…
Вопрос: Что ещё Вы хотели бы сказать начинающим авторам? : -)
Сергей Максимишин: Пожелать хороших карточек.
Фотографии Сергея Максимишина в Интеренте: http://www.maximishin.com/
