Я еду рано утром на метро, четыре дня в течение рабочей недели. Поезд стучит с бешеным ритмом-синкопой, а в переходах толпа течет, сровно кровь по жилам города, и я рассекаю ее рукой, чтобы пойти наперерез. Осознаю, что первый раз в Москве тащусь куда-то так рано и регулярно, как на работу. Я участвую в Портфолио ревю.

Форма портфолио ревю — довольно новая для России. Мы, привыкшие к общению на кухнях, не готовы и боимся — но хотим и стремимся — попытаться показать себя во всей красе и услышать правду всего за 20 минут. Но это очень здорово. Нас это дисциплинирует. Жаль только, что к мероприятию мы относимся как к полю боя и ищем в нем повод для сплетен.

Кто все это устроил? Кто и почему? И главное — кто все это проплатил? — вот основные вопросы, втайне волнующие всех фотографов, присутствующих на великом событии.

Передаю слухи — затея Ирины Чмыревой и Евгения Березнера, больших, но не до конца замеченных в России, специалистов в области фотографии. Совместно с фестивалем фотографии в Хьюстоне, которые проводят портфолио ревю уже 30 лет, и знают, как это делать. И делается — на деньги Гаража, и собственно Абрамовича. Хотя этот вопрос остается наиболее закрытым для непросвещенных масс.

Кому нужно это портфолио ревю? его организаторам? западным критикам? или самим фотографам?

Организаторы затратили колоссальные усилия — и это видно. У проекта — отличный, безупречный сайт, где все понятно, все вопросы освещены. Я думала, в России так не бывает. Готовились с зимы (!), было нанято несколько специалистов на постоянную зарплату. И потом — привезти ревьюеров, поселить их, накормить, ну и наверно заплатить какой-то гонорар (ведь это звезды, критики и кураторы, зазнайки и конъюнктурщики, и их простой коврижкой не заманишь).

Расписание составлено специально разработанной компьютерной программой, туда-сюда бегают помощнички, которые помогают, если ты потерялся. К каждому ревьюеру приставлен переводчик, единственное, что массажа не хватает в перерывах, а так все остальное есть))

В конце каждой сессии раздается звоночек, что напоминает школьный урок. Только, в отличие от урока, который тянется вечность, в портфолио ревю есть ощущение, что как только ты сказал «здрасьте, меня зовут Вася, я фотограф, и снимаю георгины в калошах», тут же раздается звонок.

Лучшие российские фотографы, цвет фотографического сообщества, нервно сжимают большие папки. Кого я вижу? Мохорев, Китаев, Ловыгин? Они по эту сторону столов или по ту? Ну раз уж согласился играть по этим правилам — значит, даже будучи известным мэтром, должен позволить какому-то сопляку учить тебя выравнивать горизонт, или, еще пуще, говорить, что твоя фотография — не модная. Что надо учиться снимать на цифру)))

А кто-то собрался в кучку в курилке и обсуждает: что-то здесь нечисто, участники отобраны несправедливо, и вообще, наверно, это заговор инопланетян…

Среди российских фотографов есть атмосфера засидевшихся в девках теть, которые готовы выскочить замуж за любого, вслепую. Слишком уж долго наша фотография сидела где-то на задворках мирового сообщества, никем не узнанная. А теперь на нее пролили свет, и что же? Красавица она или чудовище? Покрыта прыщами или насквозь больна? Да нет, просто не модная, не из этой тусовки холодного современного искусства.

Ожидания на это мероприятие направлены сверхогромные. И я уже предчувствую вопли разочарованных невест — «он сказал, что нужно еще учиться! или — „продолжай работать, сообщай о продвижениях“. Это же хамство, безобразие!»

Правильное отношение к мероприятию у очень немногих. У тех, кто сидит на диванчике, пьет кофе, знакомится с коллегами, и получает удовольствие от самого процесса. Ведь это игра — увлекательная, живая, но все же игра. И главная задача — не «выиграть», а объединить и интегрировать. Оказаться в одном пространстве с людьми, с которыми есть о чем поговорить. А потом обменяться адресами, и ездить к друг другу в гости, на кухонные посиделки, и более интимные показы портфолио.

«Ты здесь больше не фотограф. Ты — тот, кто должен повыгоднее продать. Или продаться. Менеджер, маркетолог, сейлз-департмент. Кто угодно, но только не фотограф.

Фотограф должен владеть четырьмя разными профессиями. И это не все фотографы умеют. Это не умеет ни один человек на этой земле», — доверительно рассказал мне за бокалом шампанского Джим Каспер, основатель сайта LensCulture.

И я заметила — последние пару лет, когда мои фотографии начали понемногу где-то выставляться, у меня больше не хватает времени что-то снимать. Но может это к лучшему. Тогда цикл подготовка-съемка-презентация становится весомым и осмысленным.

— Скажи, ты пыталась изменить мир фотографией? Ну остановить войну, скажем? — спросил меня Барт Фингер, директор галереи «PhotographersDoNotbend» (Фотографы не прогибаются).

— Ну, вообще-то я действительно верю, что фотография может спасти мир. У меня даже лозунг такой на визитке.

— Да. Ты должна пойти и остановить насилие и несправедливость своей фотографией. Такова цель-минимум.

Одна переводчица сообщила: «Мой ревьюер говорит одну и ту же фразу всем фотографам. «Это хорошая фотография, но это все уже было. Раскрашивали фотографии в 30х годах позапрошлого века».

Мне же многие говорили: «Ну, ты же еще начинающий фотограф. Не надо спешить».

Такое ощущение, что чем дольше занимаешься фотографией, тем жестче критерии, под которые попадаешь. И из статуса молодого таланта плавно перетекаешь в анклав безвременья, из которого тебя должен кто-то выцепить и показать миру.

А один ревьюер спросил меня, сколько лет моему мужу. И принимаю ли я наркотики.

В перерывах я увлеченно играю в маджонг на компьютере — возможно, чтобы поверить, что мир фотографического рынка, который кажется небом и землей из-за его предельной здесь концентрации — еще более искуственный и схематичный, чем эта простая игра.

В конце четвертого дня показов валились с ног не только фотографы, но и кураторы.

«Позвоните мне, я вам позже скажу, а то сейчас язык отваливается», — попросила у меня одна российская галеристка.

Но пожилые Венди Уотрисс и Фредерик Болдуин (FotoFest, Houston, USA) держались молодцами и даже обещали приехать в гости к одному радушному фотографу на Дальний Восток.

Они — одни из тех, кто был явно воодушевлен — фотографией, атмосферой, разговорами с фотографами.

— Как отбирали фотографов? Да, это сложно. Если была в серии хоть одна фотография, на которую хотелось смотреть долго, в ней что-то цепляло — значит, в этой фотографии что-то было интересное. И хотелось поговорить с этим человеком.

Фотографы воспринимали ревю как зону соревнований друг с другом. Им хотелось знать, кто «победил». Харьковские авангардисты и Питерские юные таланты заслужили особого внимания на конференции. Но в целом — ревьюеры отмалчивались или говорили общими фразами, боясь обидеть.

— Фотография очень сильно зависит от контекста, — сказала Шарлотта Коттон из Британского медиа-музея. — Мы все помещены в социо-культурные контексты, и это влияет и на фотографа, когда он снимает, и на зрителя, который видит работу.

На встречах же она советовала фотографам поехать учиться за границу, чтобы «погрузиться в международный контекст».

А Фредерик Болдуин вдохновился случаем, когда к нему пришел молодой человек, сам фотограф, но стал показывать не свои работы, а работы своего отца, хорошие документальные снимки 60х годов.

«Фотография настолько разная, насколько разный наш мир, который может быть на ней запечатлен», — заключил Евгений Березнер.

А вопрос о том, отвечает ли российская фотография тенденциям развития мировой фотографии, остался неуслышанным — может быть, из этических соображений.

Поэтому я рискнула проанализировать увиденное сама.

В один из дней была большая ярмарка — фотографы разложили свои местные продукты — будто бы продают картошечку или лучок, свежие, с грядки. И всех пришедших, расставленных по алфавиту, от 20 до 80 лет, признанных мэтров и самородков из глубинки, можно было классифицировать, как те же овощные культуры.

Я заметила 4 тенденции российской фотографии.

1. Так называемая «документальная фотография» (а по сути, жесткая социальная фотография). Мы до сих пор снимаем психбольницы, тюрьмы и интернаты, потому что верим, что это важно и можем кому-то на что-то открыть глаза. Это пошло с советского времени, когда такая фотография была запрещена. Всех юродивых и асоциальных элементов запихивали и засовывали за высокие стены в тридесятое царство, чтобы не нарушать строительство великого общего будущего. А на фотографиях в газетах и на редких выставках появлялись хорошо сложенные пахари, гордые новым трактором и грудастые улыбчивые доярки. Поэтому нам до сих пор по инерции кажется, нужно снимать социалку, трэшак. И тогда фотограф будет выглядеть героем — залез, получил доступ, выдержал. Коммуналки с алкоголиками, переходы с бомжами, приюты с умирающими детьми, деревни с одинокими стариками и заколоченными домами, бредовое религиозное исступление.

В то время, как журналы хотят позитивного начала — истории молодых предпринимателей, позитивные исходы борьбы со злом, или просто смешные истории. А галереи хотят концептуального и холодного, чего в этих фотографиях нет.

Цель — протест против социальной несправедливости.

Фотографы — среднего возраста мужчинки, иногда с бородой, и пробивные барышни неопределенного возраста, иногда похожие на уборщиц, крашеные блондинки с отросшими корнями. Бежевые штаны с широкими карманами, иногда даже жилетки, куда запрятано множество линз. Свойственна общая неряшливость.

Ориентиры — Картье Брессон, Йозеф Куделка и Сальгадо, но далеко не достигнутые. Книжки — Кафка, Достоевский. Фотографии — черно-белые, иногда цветные. Сложные, но все же классические композиции, пойманные движения и эмоции. Взгляд закручивается в изображении.

Лучшие представители — Владимир Семин.

2. Пикториальная фотография. Это явление, собственно, не прошлого, а даже позапрошлого века. Оно началось с того, что фотография не воспринималась как искусство, но очень хотела им стать. Фотография пришла на смену живописи, подхватила ее основные тенденции. Отсюда — зафиксированные жанры (портрет, натюрморт, пейзаж).

Цель — поиск красоты или ее создание.

Фотографы — бородатые дяденьки за 40 или 50, залежавшиеся в своей мастерской, любители пропустить по рюмочке. Любители собирать посиделки в этой же мастерской, поклонники женщин (любители сделать комплимент)

Ориентиры — Мохой-Надь, Йозеф Судек.

Фотографии — выстроенный натюрморт, позированный портрет у окна, отсутствие движения. Жизнь этой фотографии не в движении объекта или сюжетности, а в движении взгляда по картинке, и рассматривании пленочного зерна, малейших переходов света и тени. Эти фотографы, в отличие от первых, снимают всегда на пленку и очень бережно относятся к фотопечати (часто ручной). Возможно перемежение с коллажом, фотограммой.

Лучшие представители — Китаев.

3. Авангардная фотография. Этот вид зародился тоже в условиях жесткого идеологического давления. Фотографы совмещают левый критический дискурс с очень индивидуальным, иногда фриковатым внутренним миром, и попыткой его передать. Цель — не поиск красоты, но и не явный протест против социальной несправедливости, а скорее желание показать себя.

Фотографы — снова бородатые дяденьки, но с «деталькой» — очко в виде кнопки или косичка в бороде.

Ориентиры — Борис Михайлов, Николай Бахарев. Михайлов был первый фотограф, о котором меня спросили на западе, когда я поступала на резиденцию в Райкс. Это единственный «российский» (на самом деле харьковский) фотограф, о чудаковатых выходках которого хорошо знают на западе (заставить бомжей сниматься голыми за бутылку) или устроить на корабле выставку из выброшенных женских прокладок). К сожалению, их время тоже, как и двух других, прошло с уходом советской власти, так как фриковать больше не модно, не круто, и никто это сейчас не оценивает как жест.

Живопись — поздний Пикассо, Энди Уорхолл.

Фотография — раскрашивать вручную полароиды, вклеивать черно-белые снимки трэшовой порно-вечеринки в советское пособие по беременности. Снимать по одному автопортрету каждый день в течение года. К печати относятся небрежно, по-андеграундски. Отпечатками не дорожат. Часто используют найденные фотографии.

Тематика — часто крутится вокруг секса, извращений или трансформированного эго.

Лучшие представители — Андрей Чежин.

4. Наивная девчачья фотография. Она наиболее молода, и родилась в 2000х годах, когда основные противоречия советского государства были сняты, нужно было к чему-то стремиться в фотографии, как-то ее выражать. Эти фотографы выросли в относительном достатке, иногда получили классическое образование. Их мир очень нежный и хрупкий.

Эта фотография более востребована, чем предыдущие три вида, в частности, ее часто выставляет и всячески продвигает Фотодепартамент, но она все также чувственна, и лишена сухой аналитичности, как и первые три вида.

Фотографии — часто «милые» портреты друзей и подруг с откровенными взглядами. Иногда голышом, но не на искусственном фоне, а на смятой постели. Мебель из Икея. Солнечный лучик бьет в окна. Снято на какую-нибудь Мамийю или любой другой средний формат. Цвета — приглушенные, пастельные (постельные), нежные. Ключ — светлый.

Цель — преодолеть детские комплексы.

Ориентиры — фильм «Амели», «Забриски пойнт».

Фотографы — девочки с хипстерским видом. Кудряшки. Странные юбочки. Американские джинсы-бананы из 80х с поясом высоко над пупком. Мальчики-геи в смешных шапочках.

Тематика — нежность, дружба. Лежание в траве. Мечты. Утренний кофе. Мелочи, делающие твою жизнь атмосферной.

Лучшие представители — Марго Овчаренко.

Ответвление — фотография «потока сознания». Она запутана, изображения явно не связаны между собой (за многоэтажкой может следовать чей-то живот), в ней нет сюжета, повествования, и какой-либо объективной картины мира. Часто неряшлива, снята на всевозможные камеры (от среднего формата до убогой мыльницы со вспышкой на пьяной вечеринке).

Литература — Марсель Пруст, Джеймс Джойс.

Платформа для развития — Фотодепартамент

Лучшие представители — нет.

Типичные представители — Алексей Ванюшкин, Кирилл Савченков.

Эта фотография близка к пятому типу — явно хипстерской фотографии. Снята на Хольгу или Ломо, часто с пересветом или солнечным лучом, бьющих в кадр. Тоже про друзей и знакомых, и их мир модных бездельников. Цель — опубликовать у себя в ЖЖ.

Эта фотография вообще не допущена к портфолио ревю, а значит, не признана хоть сколько стоящим явлением на российской сцене.

Но — ни одно из этих течений (!) не пересекается с мировыми тенденциями в фотографии. Ни-од-но!

«Все это хорошо, но было 15 лет назад», — шепчут друг другу ревьюеры в закрытых гостиных для кофе-пауз.

Но есть исключения из правил. Пара модных российских фотографов.

Когда я в Европе говорю о том, что я из России, первым делом меня спрашивают: «О, Россия. Гронский!»

Все там знают Гронского.
Холодные, выверенные, нейтральные картинки. Ноль эмоций. Ноль сюжета. Снежные пейзажи с многоэтажками.

Российскому фотографу сложно понять — почему это их там так поражает?

Гронский очень конъюнктурен, знает о рынке (ищет, узнает, спрашивает о ценах, прибылях в разговорах). Он знает себе цену. Когда портфолио ревю заканчивается, он аккуратно складывает отпечатки, как ювелир — бриллианты, и заканчивает разговор неспешно.

Но Гронский — он из Латвии, так что его принадлежность к России равна принадлежности к Европе.

Второй — такой же условно российский фотограф — Люсия Ганева, живущая больше 10 лет в Голландии. У нее — портреты музейщиков в их залах Эрмитажа. Фотография такая же холодная и выверенная, как и сама фотограф. Большие очки в черной оправе, которые носят все актуальные художники на западе. Все работы выкатываются в чемоданчике.

Есть чему учиться.

Есть еще несколько имен, которых не было в списке участников, но они тоже уже давно перекинулись на запад.

Сломленные ожидания непризнанных гениев смягчились открытием выставки одной работы — и поеданием невиданного количества красной икры — без участия вилки и даже хлеба. До фотографии многие так и не дошли. К ней выстроилась очередь. Напоминало все это стояние в церкви — поцеловать икону.

Она была в темной комнате, под черной занавеской, с охранником из фильма «Джеймс Бонд» или «Люди в черном». Никто из зала не возвращался (там был другой выход), поэтому стоять в очереди было волнительно и боязно. Один известный акционист пустил в толпе слух, что надо заходить только голыми. Многие поверили, переволновались еще больше.

В черной комнате еле освещалась только сама работа, замурованная в стеклянный куб с температурным датчиком и нужной влажностью воздуха. Посреди зала начерчена линия, за которую нельзя даже перегибаться (тут же орет сигнализация). Познакомиться с прекрасным лично и получить нужный священный восторг не получалось — это была всего лишь попытка рассмотреть голые тела, наколлаженные в изображение, и уловить символический смысл происходящего.

Но если одна фотография способна вызвать такой ажиотаж, то может быть стоит продолжать этим заниматься?