Фотография настолько тесно связана с жизнью и с прессой, что и сама оказывается под моральным прессом вместе с ее автором — фотографом. Фотография повсюду вторгается, сует свой нос туда, куда ее не просят: и в политику, и в искусство, и в бизнес, и в религию. «Тайное становится явным» — могло быть бы ее девизом.
Фотография стремится все показать миру, у нее от него нет тайн. Зато у нее есть проблемы с законом и моралью. Эти проблемы возникают из-за присущей ей документальности. Делая снимок, фотограф вступает в одни отношения отношения с обществом, публикуя его — в другие.
Еще один неприятный нюанс — публикуя снимки, фотограф продает чужие тайны. В глазах общества фотограф сам проданный человек, что-то вынюхивающий и выглядывающий в чьих-то подозрительных интересах. Фотографа, случается, принимают за «шпика» и вполне обоснованно: фотограф и есть разведчик, разведчик жизни. Такой же разведчик, каким является ученый или писатель.
Фотограф не обязан понимать какие «разведданные» он приносит. Пройдет сто лет, на его снимки посмотрят другими глазами. Чего-то в них уже не поймут, но и что-то новое проявится в исторической перспективе. А главное, фотографии — это слепки с нас, это свидетельства постепенно становящиеся историческими, это мумифицированное время. Это мечты о счастье и надежды на будущее.
Фотографии крепко связывают нас с прошлым. Глядя на старые снимки, мы лучше понимаем людей, живших задолго до нас. Фотография помогает нам полюбить их и пожалеть о их горькой судьбе, потому что все они умерли, даже самые молодые и успешные среди них. Фотография невольно напоминает нам о смерти, являясь добросовестным свидетельством жизни, протекающей и мимо нас, и сквозь нас, как река.
Фотография стала неразлучной спутницей человеческой жизни, ее серебряной тенью, ее добровольным свидетельством, отпечатками ее пальцев. Теперь эти «пальцы» сжимают нам горло, и мы плачем, глядя на снимки чужих, но, видимо, чем-то родных нам людей. Причем тронуть способны нас не только трагические снимки жертв голода, войн и репрессий, не только доверчивые и ждущие лица детей, тронуть нас может любой снимок не знающего своего будущего человека, потому что он — это мы.
Мы плачем, переживая его и свою беспомощность перед неизвестной и неизбежной судьбой. Но судьба человека на снимке нам в общих чертах уже известна, и его мы жалеем больше. А мы-то еще поживем, у нас перед ним преимущество, неизвестно, правда, какое. Вглядываясь в старые фотографии, мы пытаемся что-то понять, почувствовать, проникнуть в другой отдел растяжимого времени. Мы зачем-то хотим знать то, что нас совсем не касается, но, очевидно, тревожит.
Мы все время примериваемся к чужой жизни, потому что мы не уверены в своей. Нам кажется, что мы проживаем не свои, а чужие жизни. Нам кажется, жизнь нас не любит, иначе мы жили бы вечно. Нам непонятно, почему мы осуждены на смерть. Но фотография примиряет нас и с жизнью, и со смертью, она дает нам зрительный опыт того и другого.
<< Начало | Продолжение >>
