Роберт Капа. Смерть республиканца
Роберт Капа. Смерть республиканца

Пятого сентября 1935 года произошло, быть может, самое неприметное событие гражданской войны в Испании. Ключевой (но отнюдь не главной) фигурой этой истории является Люсьен Фогель, основатель журналов Vu и Vogue, известный парижский издатель, боготворивший репортажную фотографию. На протяжении нескольких месяцев 1935 года он внимательно следит за фоторепортажами некоего американца — Роберта Капы, посвященными митингам Народного фронта и забастовочному движению металлистов. На этих снимках социальных битв, запечатлевших пролетариев в состоянии классового гнева, присутствует не только политическая симпатия левого интеллектуала, но и взгляд тонкого художника.

Заинтригованный личностью автора и обилием материала засыпавшего французскую коммунистическую прессу, Фогель предпринимает попытку разыскать фоторепортера.

Поиски приводят в небольшое ателье, где он имеет непродолжительную беседу с лаборантом Андреем Фридманом и секретарем таинственного американца Гердой Таро — корреспонденткой «Юманите». Это была запоминающаяся женщина, выделявшаяся не столько красотой, сколько внутренним обаянием и романтическим фанатизмом. «Я знал маленькую Герду Таро с первых же дней гражданской войны. Эта женщина — почти ребенок — прибыла из больших европейских столиц на поля Таловеры, наблюдая своими полными человечности глазами новые формы народной борьбы», — вспоминал впоследствии Михаил Кольцов в «Испанском дневнике». Ортега-и-Гассет писал когда-то, что за каждым большим подвигом скрывается мечта мужчины о большем подвиге, зародившаяся в комнатке его возлюбленной. Герда Таро являла собой не только возлюбленную американца, но и некую музу. С определенным политическим оттенком.

Вид убогой лаборатории, в которой работает этот Капа, настораживает Люсьена Фогеля, и не напрасно. Издатель узнает о деятельности американца в Соединных Штатах, где тот фигурирует уже как преуспевающий французский репортер Робер Капа.

Осенью 1935 года в Женеве происходит совещание Лиги Наций, на котором низложенному итальянскими оккупантами негусу Эфиопии Хайле Селасие позволяют в последний раз обратиться с речью к народам мира. Итальянская пресса устроила обструкцию свергнутому монарху и спровоцировала потасовку с его телохранителями. «Сражение» было столь жарким, что многие благоразумные журналисты поспешно ретировались. Исключением стал верткий малый в потертой кожаной куртке, пробравшийся в гущу битвы и сделавший несколько снимков close-up — в непосредственной близости. Репортер, назвавший себя Робертом Капа, был уверен, что являлся единственным снявшим событие. Он не мог предположить, что то же удалось и Люсьену Фогелю, на этот раз опознавшему в «гражданине США» венгерского эмигранта, лаборанта Андрея Фридмана. Издателю был симпатичен молодой авантюрист, чистосердечно раскрывший ему суть своей аферы: он и Герда Таро решили организовать трехчленное общество, в котором Фридман исполнит роль лаборанта, она — роль секретаря, а главным лицом будет богатый американский фотограф Роберт Капа — которому и гонорары будут платить больше, чем французу. Фогель предложил репортеру сотрудничество, однако деньги платил как французу, условившись, что псевдоним в дальнейшем будет фигурировать в фотожурнале Vu.

Но вот заполыхала Испания — Люсьен Фогель нанимает самолет и берет с собой журналистов, среди которых Роберт Капа и Герда Таро. По воле издателя (которая то же входит в сумму необходимых условий) репортер отправляется в Южную Эстремадуру, где франкисты готовят наступление. В горах Сьерра-Морена республиканцам противостоят формирования марокканских волонтеров, которым генерал Франко обещал независимость их родины от Испании, если они помогут очистить метрополию от красной чумы. Уроженцы Северной Африки отличались дерзостью и жестокостью. Во время аттак были безрассудны и почти все курили гашиш. В конце августа каудильо Франко снабдил их новейшими немецкими автоматами, которых не было у республиканцев. Легенда о скорострельном оружии породила страх у бойцов Южного Фронта, и 5 сентября они испытали на себе атаку марокканских автоматчиков.

День Господень приходит как тать ночью. С утра бойцов мучили дурные предчувствия. В окопе, где лежал Роберт Капа, настроение было самое паршивое. И когда раздалась команда взводного «В атаку!», солдаты робко попытались высунуться. Сосед репортера взобрался на бруствер и был тут же изрешечен. Здесь стоит перевести стрелки часов на пять минут назад и послушать самого Капу: «В тот день мы испытывали сильнейший страх, потому что франкисты стреляли из новых автоматов, и количество убитых республиканцев исчислялось десятками. Я целый день просидел в окопе, и только когда началась атака республиканцев, высунул из него "лейку", а когда услышал автоматную очередь, вслепую нажал на спуск». Негатив был с первым же самолетом доставлен в Париж, где его проявил Дэвид Сэймур. В последовательности кадров испанского репортажа один резко выделялся и казался сделанным другим автором. В истории мировой фотографии этот снимок известен под названием «Падающий республиканец» (Death of Loyalist Soldier). На снимке изображен солдат в крайне неловкой, падающей позе. Правая рука, сжимающая винтовку, широко отведена назад. Лицо чуть запрокинуто, и чувствуется, что перед нами момент противоборства по крайней мере, двух сил. Первая — чисто биологическая, заставившая бойца вскочить на бруствер, вторая — механическая, источник которой мы не видим, так как он находится за границей кадра и представляет собой хорошо смазанный немецкий автомат, поливающий свинцом высоту, удерживаемую республиканцами. Прочерчивая траекторию полета пули и противоборствующую ей силу мускульной энергии, можно заметить, что источник смерти находится в правой нижней части кадра. Это особенно заметно, если сравнить положение плеч. Экспертиза легко доказывает, что пули, проникшие в тело, оказали прямое ударное действие, а в след за ним и боковое, за счет передачи энергии сжатия в правую сторону от позиции раневого канала. По ходу движения пуль в теле волна сжатия образовала пульсирующую полость. Наблюдалось и гидродинамическое действие в органах, содержащих большое количество жидкости. Гидродинамическая ударная волна, что легко можно заметить на снимке, распространилась по спинномозговому каналу и, видимо, вызвала радикальное поражение тканей. Скорость пули (или пуль) составляла не менее 150м/с, а калибр огнестрельного оружия — 5,45 мм.

Ситуацию следует рассматривать как невероятное совпадение. Первый — пожалуй, самый очевидный факт заключается в том, что Роберт Капа оказался в нужное время в нужном месте. Еще одно обстоятельство, которое только подливает масла в огонь, это то, что репортер, будучи в состоянии сильного нервного возбуждения, почти истерии, нашел в себе силы и во время атаки сделал один-единственный снимок, причем сделал его не глядя в окуляр, наугад. Зная об отсутствии «глаза», мы, однако, не можем отрицать, что сам снимок сделан с некой позиции. Ужас ситуации заключается в том, что перед нами на самом деле не «падающий республиканец», не момент начала смерти и даже не разоженное движение тела по оси вдоль одной равнодействующей — Роберт Капа фиксирует обратную точку зрения, которая, как ни странно, не является и его собственной.

Теоретики долго вдалбливали нам, что фотография — это не только изображение, но еще и контекст, являющий нам взгляд автора. Исходя из этого, мы можем твердо сказать, что видим перед собой чью-то точку зрения на происходящее событие. В постановке вопроса кроется главная ловушка. Ведь по утверждению Роберта Капы, он сделал этот снимок НАУГАД. Фотограф менее всего рассчитывал на результат, и все-таки результат состоялся. Он поднял камеру над головой, над уровнем бруствера, и всего лишь нажал затвор. Возможно, что после случившегося он совершенно забыл о своей попытке запечатлеть атаку и вспомнил об этом только после проявки негатива.

Итак, мы знаем, что видим запечатленный взгляд на конкретное событие. Но чей это взгляд — нам неизвестно. Однако можно твердо сказать, что Роберту Капа он не принадлежит. И следовательно точка зрения автора здесь не присутствует, а сам субьект выполняет лишь механическую функцию. Таким образом перед нами предстает идеальная обьективность — обьективность отсутствия.