Ravens
Masahisa Fukase
Твердая обложка со «слепым» тиснением в картонном футляре с шелкографическим принтом
Оригинальное послесловие Акира Хасегава (1986) и новый текст Томо Косуга
[оба представлены на двух языках: японском и английском]
148 страниц
20 черно-белых и цветных иллюстраций
26.3 см x 26.3 см
Дата публикации: май 2017
Цена: €80.00
ISBN 978-1-910164-83-9
В мае 2017 издательство «MACK» обрадовало любителей фотокниг, предоставив им возможность пополнить свои коллекции факсимильным изданием лучшей, по мнению экспертов, приглашенных журналом «British Journal of Photography», фотокниги за период с 1986 по 2009 – «Вороны» (она же «Одиночество воронов», или «Karusu») японца Масахиса Фукасэ. «Книга страдания», «искусство любовной утраты», «глубины одиночества»... Рецензии иностранных критиков изобилуют образными метафорами не особенно погружаясь в поиски более приземленного ответа на весьма очевидный вопрос: и все же – почему эта, исключительно личная история одной депрессии получила такое широкое признание?
С точки зрения маркетинга, решение переиздать «Воронов» логично. Оригинальный альбом со снимками из этой серии, увидевший свет в 1986 году на родине автора, был мгновенно распродан, а цены на более поздние факсимиле сейчас измеряются четырехзначными цифрами. Конечно, можно было бы просто повторить и так весьма интересный дизайн томика, но «MACK» все же решил дополнить свою версию несколькими свежими штрихами.
Отличий от японской книги в «Воронах» версии тридцать лет спустя несколько. «MACK» поясняет, что в ней присутствуют недавно найденные снимки и рисунки фотографа, более проработанной стала и критическая составляющая. Кроме послесловия редактора и критика Акира Хасегава в фотокнигу также вошла пятистраничная статья Томо Косуга, независимого арт-продюсера, критика и основателя организации «Masahisa Fukase Archives», призванная помочь лучше понять место «темного импрессионистского путешествия» в контексте творческого и жизненного пути Фукасе.
Масахиса Фукасэ обратился к теме ворона – в японской культуре зловещего символа трагедий и утрат – во время поездки в родной поселок Бифука на Хоккайдо в 1975. Однако история серии началась намного раньше и связана с тяжелым эмоциональным состоянием фотографа, вызванным переживанием развода с его второй женой Йоко Ванибе. В своем эссе Томо Косуга приводит цитату женщины из ее статьи с говорящим названием «Неисправимый эгоист» (1973), где она рассказывает о сложных годах брака с Фукасэ.
«Мы прожили вместе десять лет, но он всегда смотрел на меня лишь через объектив своей камеры. Я думаю, что все снимки со мной – без сомнения, всего лишь его собственные автопортреты», – пишет Йоко Ванибе, и в ее тоне ощущается смесь гнева и печали. От эгоизма, однако, Фукасэ и не открещивался, признавая, что сам загнал себя в «парадоксальную ситуацию» брака, главным смыслом которого было одностороннее творчество. Он заявляет, что был одержим желанием «продолжать фотографировать Йоко на протяжении года, даже если в конце концов серия окажется скучной».
«Я родился для фотографии, и вся моя жизнь всегда крутилась вокруг нее. Сейчас уже ничего не поделать, – констатировал Фукасэ в 1975 (после развода с Йоко), – я всегда вовлекал дорогих мне людей в этот процесс лишь ради того, чтобы я мог снимать. И я никого не мог сделать счастливым, даже самого себя. Я всегда ощущал потерянность и заставлял других переживать то же самое».
Страсть к фотографии и желание японца найти в окружающем мире зеркало душевных терзаний – то, что необходимо иметь в виду, рассматривая книгу «Вороны». Формально, птицы действительно представляют собой центральный сюжет серии, но это не значит, что мотивы наблюдения связаны с бёрдвотчингом. В воронах Фукасэ, определенно, увидел отражение разочарования, одиночества и безысходности, символ ностальгии по оставившей его музе-супруге. Работая в визуальной стилистике представителей движения «Provoke» Мориямы, Накахира, Таканаши и других японских классиков второй половины ХХ века, Фукасэ создает не только сюрреалистичный сентиментальный архив туманных образов, но и с медицинской точностью препарирует травматическую тоску, выводя депрессию до эмоциональной кульминации на плёнке.
Как и работы авторов «Provoke», фотографии Масахисы Фукасэ выполнены в технике крупного зерна, низком ключе и часто смазанном фокусе, добавляющем в кадр еще больше драматизма. Вороны появляются в одиночку и стаями, сидящими на заборах и мечущимися вокруг телеграфных столбов, японский фотограф снимает их тени и следы, до краев впуская в себя уныние и боль. Но от коллег-современников серия отличается отсутствием протестной составляющей. Фукасэ не интересны визуальные эксперименты в декорациях мегаполисов, его внимание направлено исключительно внутрь, на собственные переживания, чьи проекции он страстно пытался найти в зримом мире. Сам японец один раз описал желание творить как стремление «остановить всё», называя фотографическую практику «мстительной драмой о переживании моментов настоящего».
Поместив душевные травмы в эпицентр фотографического творчества, Фукасэ действительно был «неисправимым эгоистом». Однако, те сложные тёмные эмоции, которые ему удалось переложить на язык фотографии в середине прошлого века, сегодня оказались близки огромному кругу людей из самых разных стран и культур. В одиноком человеке, наблюдающем ворон на ночных полустанках, многие узнали себя. И совпадение эмоциональных состояний не кажется удивительным, особенно если вспомнить, что одиночество нынешние психологи единогласно называют болезнью XXI века.
Просматривая томик с повторяющимся мотивом чёрной птицы, вспоминаются строки английского поэта-метафизика Джона Донна из «Молитвы по возникающим поводам» (1623), вынесенные впоследствии в название и эпиграф романа Эрнеста Хемингуэя:
«Нет человека, который был бы как Остров, сам по себе, каждый человек есть часть Материка, часть Суши; и если волной снесёт в море береговой Утёс, меньше станет Европа, и так же, если смоет край мыса или разрушит Замок твой или друга твоего; смерть каждого Человека умаляет и меня, ибо я един со всем Человечеством, а потому не спрашивай, по ком звонит колокол: он звонит по Тебе».
Личная, очень образная и в то же время загадочно абстрактная работа воспринимается как откровенный диалог по душам, который фотограф ведет с каждым из читателей. Язык вроде бы далекой европейцем, насыщенной символами, японской культуры внезапно оказался способным транслировать универсальные тревоги: страх одиночества, ностальгию по близости с любимым человеком, потерянность во времени, экзистенциальные поиски смысла. Для передачи этих состояний Фукасэ не ищет сложных семантических конструкций – как и самые выдающиеся мыслители прошлого, он сочетает простоту метафор со свободой для интерпретаций.
