Открытый после реконструкции петербургский лофт «Ткачи» показал проект «Затаившийся город». Его подготовили специально к «Ночи музеев», которая в этом году будет тематической. Лозунг фестиваля — «Таинственный Петербург». В пандан этой таинственности, «Ткачами» и был объявлен конкурс на проекты, раскрывающие потаенную ипостась, genius loci города. Из нескольких десятков присланных на конкурс, было отобрано три. Но мало было сделать правильный выбор, следовало привести проекты к форме, которая достойно зазвучала бы в непростом для освоении пространстве выставочного зала «Ткачей». Вписывая их в необозримое поле бывшего цеха прядильно-ткацкой фабрики имени Петра Анисимова (с 1846 по 1919 — Новая бумагопрядильная мануфактура), авторы и куратор вносили изменения, соразмеряя работы с масштабами помещения. При этом укрупнение повлекло за собой и необходимость новых идей, оправдывающих сосуществование трех разных, на первый взгляд не рифмующихся друг с другом, подходов к теме города. В результате — все три проекта сложились в целостное высказывание, передающее идею затаенности в разных оптических ракурсах.

«Город в лесах» дизайнера, главного редактора журнала «Проектор» Мити Харшака уже был реализован в виде «бумажной» малоформатной фотовыставки и книги. Автор занимается проектом почти десять лет, начав в канун празднования 300-летия Петербурга. Тогда строительные леса в городе росли бурно и часто, скрывая топовые памятники архитектуры под слоем винила. Харшак снимал их, не используя никаких радикальных фотографических приемов, которые могли бы потянуть за собой «концепцию», но получилось достаточно многозначное высказывание.

Ровное, без явного белого и черного, поле изображения напоминает о «петербургском стиле фотографии» с его «всеми оттенками серого», но при этом на карточках не видно того, что в этом «стиле» обычно фиксируется. Неконтрастное изображения делает неразличимой фактуру камня и полиэтилена, которым тот обернут. «Фантики» ощущаются как застывшие, монументальные, подлинные формы, а город предстает, словно перелицованный Эриком Моссом. Однако конкретные адреса за этой маскировкой все же угадываются, а значит, дома и соборы продолжают жить своей затаившейся жизнью. Так, играя в оппозицию скрытого и видимого, Хоршак реализует и более глубокие — вечного и временного, подлинного и фальшивого.

На территории «Ткачей» «Город в лесах» стал инсталляцией. Фотографии распечатали на банерной ткани, и для пущей уверенности в том, что зритель прочтет метафору, выстроили из досок леса, на которые и водрузили гигантские полотна. Среди фотографий бродишь, как будто по улице. Где то, при очень сильном увеличении, фактура носителя совпадает с фактурой изображения, что усиливает волшебный эффект подмены, рождая, в катарсисе диалектического синтеза, гипер-чувственные образы.

В «Новом Эрмитаже» Юрия Молодковца вроде бы — тот же визуальный прием, но желания сравнивать не возникает — велика разница взглядов, масштабов, да и самого образа. Этот проект так же не сделан с нуля. В прежней своей ипостаси «Новый Эрмитаж» демонстрировался несколько лет назад на чердаке Зимнего дворца. Родился же он, как часто бывает с проектами, концептуально ясными, простыми и глубоко личными — абсолютным инсайтом. Молодковец — эрмитажный фотограф, а чего только не увидишь за кулисами большого музея. Проходя по Николаевской лестнице, например — цепляешь краем глаза тот же ремонт. Только тут — не здания, упакованные в винил, а скульптуры в прозрачном полиэтилене. Рука потянется откинуть завесу, чтобы блики и матовые пятна не мешали разглядеть лица богов и героев. Чутье фотографа подскажет, что на плоскости фотоотпечатка они окажутся уже неразделимыми, выдавая зрелище абсурдного соединения красоты музейной, обреченной на безвременье и треша, в применении к которому слово «красота» девальвируется до бытового, невыразительного словечка.

Первоначально «Новый Эрмитаж» демонстрировался так, что зрителя вынуждали к определенной последовательности восприятия образов, искусственно навязывалась драматургия, отсутствующая в монотонной серии. Для «Ткачей», где пришлось оказаться от визуального спектакля, придумали световое представление, то скрывающее, то делающее видимым отдельные изображения, то вызывающее эффект наложения — часть фотографий распечатана на баннерах, часть — на пленке. Кроме того, гигантское пространство позволяет распределить изображения так, что они открываются в разных комбинациях-то ограничивая поле зрения, то подчеркивая глубину экспозиции и множественность отпечатков.

Третья составляющая «Затаившегося города» — камерное по содержанию видео Александра Антипина "LENINGRAD 1.9.29", — разогнано здесь до трехэкранной инсталляции. Средний — прогулки по Летнему саду барышни, наизусть читающей «Козлиную песнь» Константина Вагинова, романа, прозвучавшего в 20-е реквиемом арт-тусовке блистательного Санкт-Петербурга. Актриса БДТ Полина Толстун, исполняющая роль чтицы и лирической героини в одном лице, говорит о Петербурге, превращающемся в Ленинград примерами судеб отдельных людей. Графика на двух других экранах сообщает о метаморфозах города как такового, связывая воедино разные исторические пласты. Фотография с самолета, сделанная немецким разведчиком во время Блокады, подвергается многократному сканированию и преобразованию. Холодная идея, никак не резонирующая с главенствующей литератырно-визуальной композицией, здесь оказывается уместной, как переход от одного фотопроекта к другому. Интимное пространство Летнего сада, уставленного скульптурами и служащего сценой для драматических перипетий, развернуто на город, затаивший в себе бесконечное поле интерпретаций.

Куратор проекта — Ксения Юркова.