Инфинитивы счастья

Сидеть на берегу и неспешно перебирать рукой маленькие камушки, обломки ракушек, бумажки, соломинки, кусочки пенопласта — чего только не найти на линии прибоя, и постепенно под шум волн увидеть, что все разнообразие форм со временем становится просто песком, пересыпаемым чьими-то руками — мелким мусором чувств и минутных обид. Ничего не делать, а только составлять словарь прибрежного лета, набор инфинитивов всего, что происходило со мной в то замечательное время. Слово за словом, картинка за картинкой.

Такой я увидел книгу фотографий Джоэла Мееровица «Cape Light». Книга для памяти, как личная записная книжка о прошедшем лете 1976 года. Она — из тех редких книг, которые автор делает только для себя, выясняя что-то очень важное и значительное, и, прожив книгу вдоль и поперек, неожиданно попадает в резонанс с тонкими душевными настройками зрителя. Именно такие книги и становятся классическими в истории фотографии. Не случайно Анзел Адамс считал «Cape Light» лучшей книгой цветных фотографий.

Как любая классика, рассказывающая «немного не о том», не только о каком-то конкретном лете, а о лете и океане вообще, эта книга отсылает к хранящимся в закоулках памяти воспоминаниям об океанских прогулках, о теплом соленом ветре в лицо, о непраздной суете птиц в набегающих волнах. Во многом эти картинки — о моем лете, о моем океане.

Первый кадр книги — дверь в лето. Скрипучие половицы, облупленная краска дверных косяков. Пройдя мимо них в сад и дальше, оказываешься на просторе океанского побережья, и захватывает дух от невероятного, не вмещающегося в груди простора и свободы. Эти ощущения трудно забыть и для меня каждая фотография представляет собой некое идеальное состояние памяти, прообраз драгоценных мгновений одышливого счастья, испытанного, уверен, каждым на берегу океана.

Неожиданно фотографии приобретают силу абстрактного символа, подобно картине Марка Ротко, внутри которой в форме смелых мазков живут краски. Океан, небо, желтая полоса песка — как флаги неких несуществующих государств неразменной свободы и радости. Ничего лишнего, если не считать мелочь человеческих чаинок на горизонте. Но это и дает ощущение пространственного и — прежде всего — временного масштаба. Ничто так не возвышает, как размышления о собственной незначительности, вплотную к которым подводят нас эти фотографии.

Почему эти фотографии хочется долго и подробно рассматривать? Наверно дело в том, что сделаны они с помощью камеры Deardorff с размером кадра 8х10". Негативы с форматной камеры представляются мне большими воротами, через которые можно войти в снимок и при желании поселиться в нем, в то время как в крошечные кадры 35 мм остается только подглядывать и протискиваться. «Я хочу видеть больше и испытывать больше чувств от фотографии, я хочу больших изображений, которые могут описать предметы более полно, более обобщенно», говорит Джоэл Мееровиц в интервью, предваряющем книгу. В результате была создана некая гиперреальность, в которой застывшее время течет бесконечно долго, как струя золотистого меда в одном из стихотворений Мандельштама. Никто не торопит зрителя в рассматривании мельчайших нюансов цвета в ЛВУ или переплетений проводов в центре кадра.

Большие кадры представляются моделями пространств со сложными необусловленными связями, с бесконечным множеством внутренних сюжетов. Непросто понять причину, по которой этот свободный мир внутри большого кадра втягивает зрителя в наблюдения за игрой волейболистов, полетом фантика, за танцующими на ветру полотенцами не менее пристальные, чем в реальной жизни.

На каждой форматной фотографии нас встречает какая-то выступающая предметность и уверенная самодостаточность каждой детали, каждого цветового перехода. Главным героем и основным действующим лицом может стать любая незначительная деталь: отблеск солнца на стене, переплетение веток, огни дальней рекламы. И хочется погрузиться в это явление — пожить в нем, проникаясь неслучайной случайностью узора событий.

Всего в книге чуть более сорока фотографий, и на последней, вдоволь нагулявшись, мы вновь оказываемся на океанском песчаном пляже, истоптанном бесчисленными следами. Нашими следами. Легкий туман висит в воздухе. Мы никуда не уходили, мы в исходной точке нашего путешествия.

Есть места, в которых хочется побывать, а есть такие, где живешь постоянно, где бы ты не находился. Для меня таким местом стало океанское побережье где-то в районе Сан-Диего. И есть книги, которые помогают мне быть там. Одна из таких книг лежит сейчас передо мной. Книга, из которой как из форточки сквозит вольным воздухом океана. Книга, сделанная из соленой морской воды, из сладковатого запаха водорослей.