Александр Китаев
ПРОДЕЛКИ ВЕРТУМНА В САДАХ ПЕТЕРГОФА
Вст. ст. Ю. Б. Демиденко. СПб, «Росток», 2017 – 120 с.
(Серия «Классика» / Под общ. ред. И. В. Гундаревой)
ISBN 978-5-94668-210-7
Фотографии Александра Китаева из петергофского цикла, состоящего из серий «Магия жемчуга», «Оттенки и ритмы», «Волшебный сад» и «Тихий ангел пролетел…», хорошо известны ценителям светописи и не раз демонстрировались на выставках в России и в Европе. В альбоме «Проделки Вертумна в садах Петергофа» впервые объединены произведения из разных серий, каждая из которых в изысканно отточенной форме демонстрирует как виртуозное владение мастером пластическими возможностями серебряной фотографии, так и разнообразие творческих исканий автора в осмыслении феномена одной из жемчужин пригородов Санкт-Петербурга. В своей светописной сюите, Китаев, словно вторя персонажу известного стихотворения Иосифа Бродского «Вертумн», приглашает зрителя: «Пойдем; покажу тебе местность, где я родился и вырос».
***
Проделки Вертумна в садах Петергофа
Петербург сам по себе есть обман – регулярный город посреди российского бездорожья и расхристанности, грандиозная иллюзия европейских порядков и благоустройства среди болот, весенних разливов и осенних наводнений. Любимая загородная резиденция первого, почти что карнавального императора России – Петергоф – такая же гигантская по размеру обманка, игрушечный «парадиз» на территории, где не то что библейских дерев, но и обычный картофель (а в те времена – репу) вырастить было делом нелегким. К этой химере примешивается и другая: чудесные превращения времени дня и смены сезонов, беспрестанные капризы северного климата.
Петербургский фотограф Александр Китаев, отличаясь почти что фанатической любовью к родному городу и стремлением постичь его genius loci, улавливает в свой объектив хрупкие черты ежеминутных перемен, парадоксальным образом обращая их в Вечность. Оптические фокусы фотографии – искусства нежного и иллюзорного -- возводят историю проказника Вертумна – божества времен года, перемен и… обманов в метафору жизни или искусства. Если кто-либо видит между этими понятиями разницу…
Ю.Б. Демиденко
***
Ю. Демиденко
Проделки Вертумна
Небольшая пьеса для фонтанов, статуй и Фотографа длиною в один год
А знаете? Ведь я хотел сначала
Двенадцать месяцев изобразить…
М. А. Кузмин
Пролог
Сцена пуста. Ее пустота реальна. Нагроможденья камней, рахитичные деревья. Балтийский берег вовсе не готов превращаться в сады Италии без заботливых рук Помоны.
Сцена постепенно превращается в старинный парк, напоминающий кладбище. Тут и там – одинаковые деревянные гробы усопших статуй. На первом плане – три дракона. Они не укрыты и потому разговорчивы.
Первый дракон:
Где золото, где верные прислуги, где толпы
жизнерадостных туристов, ночные фейерверки,
простые истины и все такое?
Второй дракон:
Где солнце бледное, где свежая листва,
куда сбежала быстрая вода?
Появляется Фотограф
Третий дракон:
Молчите, дурачье, нас слушают. Пусть говорят другие.
Действие первое
Тьма. Лишь нежный серебряный свет рисует контуры фигур.
Статуя Персея (грозя случайным свидетелям головою Медузы):
Ужасен мрак Аида. Его не избежать.
Ни львам, ни чудищам, ни девам, ни героям…
Струи фонтанов (все сразу):
Кончай грозить!
Мы сами знаем цену Аиду
и Тартару,
и болотам Стигийским
(здесь ничуть не лучше)…
Мы сами ведь оттуда.
Вот, бьем себе из самой преисподней.
И ничего…
Оставь надежду, в общем.
Нимфа:
Нет, вот она – надежда!
Летит, сверкая белым опереньем…
Как чайка оказалась здесь?
Фонтаны (все сразу):
Судьба…
Действие второе
Тот же парк. Сцена озарена солнечным светом, постоянно меняющимся. Заброшенный парк превращается в чудесный сад из детской сказки, который не знает ненастья и холода.
Бог морей (приняв манерную позу):
Трезубец грозен мой. Однако
развернутая бездна безотрадна.
Куда как лучше создавать фонтаны.
Воткнул терзубец – и оп-ля! Готово.
Источник жизни….
Аполлон (в позе, придуманной Леохаром):
Без света – что живительная влага?
Что за фонтан – без гения?
Тут нужно мастерство и вдохновенье…
Дарю всем свет!
Морские чудища, тритоны и нереиды (хором):
Вода! Вода! Да здравствует Нептун!
Нимфы, вакхи, силены (в сопровождении струй фонтанов):
Свет! Свет! Рожденье дня, рожденье мира,
Посреди всеобщего ликования в кустах милуются Амур с Психеей.
Амур и Психея (тихо):
Любовь – душа, окутанная светом,
пыльца воды сквозь пальцы и сквозь время.
Чуть воздуха, немного вздохов,
шелк шепота, шорох шагов…
Вертумн и Зефир выступают вперед из пустынного сада.
Статуя Вертумна (серьезно):
Ты думаешь, Зефир,
красавицы, затеи и деревья,
то россыпь брызг, то мертвая вода
– все это мой каприз?
Зефир (обиженно надувая щеки):
Да, друг Вертумн, ты на проделки скор.
Статуя Вертумна:
Ты ошибаешься –
Тритон трубит,
Персей готов сражаться,
бог виноделия -- за сбором урожая…
Ведь это благородный труд,
а не безделье…
Легко ли быть то юношей, то богом,
то нежной девушкой, то мертвым мрамором?
Попробуй!
Зефир растерян. Фотограф зачарованно наблюдает за ним.
Действие третье
Сцена напоминает Элизиум. Все растворяется в молочном тумане.
Струи фонтанов:
Где вы, никчемные боги?
Вас не видно, вас не слышно…
Где вы, герои, прекрасные телом?
Что осталось от вас?
В ответ боги начинают безмолвное торжественное шествие.
Римский фонтан льет слезы:
Вы умерли… причем давно…
Вы умерли… и сами не знаете этого…
Вы – мечта, позабытая в парке…
Мраморные боги обижаются и степенно уходят со сцены…
Действие четвертое
В старинном парке то ли снег, то ли дождь. Струи фонтанов теряют былую упругость, на тела красавиц ложится снег... Исчезает время.
Нимфа (пригорюнившись и чуть не плача):
Хоть навести порядок,
опорожнить сосуд…
Ах, и вода не льется.
Все кончилось. Опять
Адам не обнял Еву…
И Андромеда… все ждет Персея…
Как грустно!
На фоне траурных елей, не подверженных грусти, суровые боги выстраиваются в прощальном поклоне.
Эпилог
Фотограф удаляется вглубь аллеи.
