Одни всю жизнь меланхолично сочиняют романтичные сказки. Другие строят дворцы и устраивают роскошные пиры для маленьких цариц. Ирина Полин весьма органична и в той и в другой категории демиургов, она живет со своими сказками постоянно. Полин возводит игру в ранг художественного приема, выстраивая инсталляции из всего, что можно и нельзя. В ход идут коллекционные предметы интерьера, живые цветы, конфеты, астральные тела, потом композиция доводится до блеска и абсурда, а после фиксируется так, чтобы изображение оказалось ближе к живописи, чем к документации. Получается фотореализм наоборот, рецепт которого Полин не раскрывает.
Жанр ее произведений можно было бы назвать и натюрмортом, но в них слишком активно проступает жизнь: все компоненты взаимодействуют и, в зависимости от настроения, устраивают феерический праздник или лирическое погребение. К тому, что вытворяет Ира Полин идеально подходят эпитеты на букву «и» — изысканные, исключительные, изощренные, изумительные, ирреальные. Она смотрит на мир глазами деятельной белки и, как в сказке про Салтана, расправляется с любыми орешками, попадающими в ее руки, неизменно получая изумруд. Безоглядность ребенка в песочнице и вкус английской аристократки, объединяясь дают эффект Льюиса Кэрролла. Литературность и драматургическая составляющая — от построения композиции, с внутренними пьесами и распределением ролей, до названий, дающих повод для зрительских фантазий — проявляется во всем.
Новая
серия развивает фактурную, 3D-составляющую
изобразительных рядов Полин. Ее образуют
горы осколков майсенского фарфора, давая
больший эффект присутствия чем сами произведения
искусства из запасников мануфактуры
в Майссене. Шкатулочная реальность как
масло застывает у нас на глазах, оставаясь
абсолютно свежей и поскрипывая как снег.
Безмятежность куколок, плывущих на осколках
фарфоровых вечных ценностей почему-то
внушают спокойную уверенность в будущем
культуры.
