Вернисаж 9 октября в 18.00.

Удивительно, как много работы способны сказать о своем авторе. Даже фотографии, в которых, по идее, преобладает «объективная технология». Так по фотографиям Валерия Орлова хорошо видно, что он график. А графика, к счастью, не способна соперничать с живописью, инсталляцией или мультимедиа за влияние на совокупную душу публики, она — искусство скромное и немодное, но зато точное. И по графическим произведениям любому человеку, хотя бы немного понимающему дело, ясно, чего реально стоит тот или иной автор. Художественная фотография, как следует уже из названия — та же графика. Обходясь без живописно-картинных излишеств, она переводит реальность в сжатую, чувственно конкретную визуальную формулу. Уровень художника здесь определяется степенью эффективной экономии средств, в полном соответствии с блейковскими словами об огромном мире, заключенном в зерне песка.

На фотографиях Орлова есть только «маленькие, простые, значимые» предметы на сером фоне. Все они из тех, с которыми автору было бы немыслимо расстаться: старые, знакомые, любимые. Но назвать их изображения портретными недостаточно: слишком много здесь соперничающего с вещами «воздуха». Скорее это пейзажи с фигурами, где интрига как раз и состоит в изменяющемся отношении объекта и пространства (или субъекта и мира, если хотите). Оттого, сколько такой субъект-объект занимает места на листе, и где это место находится, зависит смысл образа, тон его энергетической вибрации. Столь же важно, чем в каждом случае служит фон: плоскостью, с которой соотнесен предмет, или же туманным эфиром, в который он погружен. Даже тени — или их отсутствие — способны сказать о многом. Детский башмачок невесомо покоится на идеально серой поверхности; мальчик с посохом скользит в туманном ничто, словно персонажи на старых китайских свитках; кукла-девочка увидена откуда-то с небес; а замок и галстук, ближе остальных «персонажей» смещенные к центру листа, словно бы жаждут быть нам с вами представленными.

Впрочем подобное лирическое описание весьма приблизительно, оно ни в коей мере не передает сложной простоты орловских фотографий, заключенной в них суммы смысловых и визуальных оттенков. А главное, того смутного волнения, что возникает при созерцании качественного искусства, одновременно поддерживая жажду взгляда и утоляя ее. И если мы попытаемся понять, в чем, так сказать, вещественная причина этого волнения, то скорее всего увидим ее в том эфире, из которого соткалось пространство всей серии, в конце концов сгустившееся до плотности каждого из предметов. Его ровно серый туман, конечно же, имеет реальным прообразом нематериальность белого, сжиженного в изображении до плотности первовещества. А можно сказать иначе: что серое — это потускневший от времени, старый свет. То прошлое, что в фотографии навсегда останется настоящим.

Владимир Левашов