В конце прошлого года пользователь «Тургенев» предложил провести дискуссию о языке фотографии, ограниченную, как он сформулировал, искусствоведческими вопросами. Он сообщил, что для этого собирает команду «адекватных людей». В дискуссии «Тургенев», хотя и фрагментарно, изложил свои взгляды на предмет, их стоит рассмотреть, выделив ключевые идеи автора.
Собственно говоря, поначалу «Тургенев» руководил дискуссией: обозначил круг тем, их порядок, сам активно участвовал в ней. Как-то сразу получилось, что мнения участников разделились: на одном полюсе — взгляды самого организатора, на другом — мнения единодушно оппонирующих ему участников. Они и повернули тему дискуссии, превратив ее в обсуждение текстов для нового проекта — будущего словаря фотографии.
Фигура «Тургенева» не совсем типична для той части фотографов, которая увлечена теорией фотографии. Как подметил «Гринин» (см.: «Фотография аки народный промысел»), кое у кого из «фото-теоретиков» рассуждения о фотографии превратились в «выпиливание языковых узоров». «Тургенев» тоже увлечен теорией и тоже убежден, что безаппеляционность его суждений определяет истину в последней инстанции.
Но он теоретик-публицист, причем второго в нем больше, чем первого. Свои идеи излагает исключительно по наитию, игнорируя то, что уже сделано в теме до него.
Само понятие «язык фотографии» не определяет, а берет тему глобально (существуют ли в фотографии стили, каков инструментарий фотографа, существует ли язык фотографии и как им пользоваться и т. п.). При этом не отделяет творческую фотографию от массовой, коммерческой, прикладной, хотя ясно, что языковые средства у них различны.
Уровень своей компетентности «Тургенев» продемонстрировал сразу, когда объявил, что инструментом «выражения субъективности» в фотографии является «похожесть»: облако, похожее на., человек, похожий на…(хотя оговорился, что название это пока еще сырое и несовершенное). Возможно идея была навеяна так называемой проблемой сходства в портретной живописи, а может связана с феноменом документальности, кто его знает.
К особенностям фотографического языка «Тургенев» отнес «равноценность всей площади снимка». Тут сразу хочется вернуть автора в «поле искусствоведения», поскольку сейчас в любом учебнике по фотографии объясняется обратное, а в почитаемой им книге Арнхейма на стр. 26 приведен даже рисунок силовых линий структурного поля снимка. Интенсивность их воздействия зависит от местоположения предмета в кадре, так что авторская идея не верна.
Еще радикальнее вводимое им понятие — «поле равнозначной документальности», хотя он согласен с тем, что никто этого поля не видел и «пощупать его нельзя». Но, как утверждает «Тургенев», нарушить можно. Вспоминаете лапинскую методологию: явления нет, но есть его нарушения.
В эту проблему «Тургенев» внес особый вклад. С одной стороны, он считает, что фотография документальна от рождения, с другой — что может функционировать как документ, а может и не являться документом. Поэтому у него документальность бывает двух уровней: врожденная и благоприобретенная — это, «когда фотография обрела статус документа». А вот как она его обретает — вопрос.
«Тургенев» настаивает, что его главная мысль: «Все поле фотографии находится в поле равнозначной документальности» (21.12.2011 17.00) особенно актуальна. Он не объясняет, что означает первое «поле», а что — второе, а на вопросы отвечает наглядным примером «нарушения поля документальности» — снимком сидящей обнаженной девушки, взятым из нон-стопа. Чем его героиня «нарушила поле документальности», остается без комментариев. И этим он окончательно ставит читателя в тупик.
Как всякий теоретик-публицист «Тургенев» много внимания уделяет общечеловеческим проблемам: «Есть основные вопросы человеческого бытия (…) кто я или что я? где я? какова истинная ситуация вокруг меня? правильно ли я поступаю в данной ситуации?» Рассматривает воображаемый случай (у определенного типа теоретиков это любимый прием): фотограф поехал в другую страну, потому что считает, там живут неправильно, а он знает, как правильно. «Не ответив на главные вопросы, он будет в этой стране либо слепцом, либо, что бывает чаще, слепой марионеткой» — таков его категоричный вывод (03.01.2012 01:36) . Может теоретику стоило вспомнить о фотожурналистике или пропаганде? Думайте сами.
Его эссе о естественной фотографии (тоже новинка) начинается так: «Представим себе тело обычного человека, имеющего стандартный химический состав с обычным фотоаппаратом, который намеревается снять естественную фотографию. Рассматривая эту ситуацию, на что нужно сделать акцент? На то, по каким признакам фотография считается естественной и к какой фотографии наше тело стремится?» И далее в том же духе на целую страницу.
В итоге он приходит к выводу, что критерий естественности фотографии — это приближение фотографа к истине. Что здесь истина, в чем реализуется приближение к ней (и кто это измеряет), какова в этом роль «нашего тела» — остается не ясным.
Все новые понятия, которые вводит «Тургенев», он дает без обоснования, бессистемно. В целостную картину его рассуждения не складываются. Возможно дискуссия понадобилась ему затем, чтобы с помощью коллег как-то обкатать свои самодеятельные идеи.
А теперь самое главное: если бы «Тургенев» поинтересовался состоянием проблемы на сегодняшний день, то узнал бы, что язык фотографии невозможно создать по объективным причинам. В фотографии мы сразу имеем дело с фотографической речью.
