Молодая фотография?

Теория часто расходится с практикой. Выкладки по теории медиа и философии фотографии редко интересуют собственно тех, кто занимается непосредственно производством визуальных образов, поэтому о реальных проблемах молодой российской фотографии мы решили поговорить с теми, кто выставляется, работает с западными агентствами и выигрывает международные конкурсы — с фотографами. Определили примерный круг тем — творческие проблемы, образование, журнальный и галерейный рынок, тенденции развития медиа, поиск идентичности.

Оказалось, что все друг друга хорошо знают и по многим пунктам друг с другом согласны. Каждый занят своей скромной работой по встраиванию в международный контекст, возможно, уже давно не актуальный. Избыточные ожидания не оправдались, но в целом все настроены оптимистично, не теряя веры в неожиданный эстетический или содержательный прорыв, возможность реализации ещё не найденного, но интуитивно давно ощущаемого потенциала. Словно фотографические медиа исчерпали себя и заняты постоянным воспроизводством собственного содержания, некоего пустотного канона, поверхности изображения.

Игорь Мухин: Кому фотография была нужна раньше? Да никому? Кому она нужна сегодня? Тоже никому. Это письмо на деревню дедушке в конверте без адреса, неизвестно, дойдёт оно или нет. Увы, какие-то дисциплины по старинке живы, преподают же гончарное дело, акварельную живопись.

Вы спрашивали знаю ли я российских фотографов, занимающихся творчеством безвозмездно. В последние годы, с уходом Слюсарева, я не встречал на этой территории ни одного. Я просто не знаю таких людей. Я не знаю и не встречал так же российских критиков, иследователей фотографии, кураторов, которые пытались что-то сделать не бабла ради. В школе Родченко открыто обсуждается, что всё, что бы вы ни сделали, никому, увы, не нужно. Но при этом как шанс студентам даётся ремесло, которое может пригодиться, в работе с прессой, например.

Арт, новости, рынок

Игорь Старков: Главное изменение-то, что сам термин «фотография» исчерпал себя, без дальнейших пояснений он перестал быть достаточным. Аналоговая, цифровая, репортажная, документальная, арт, фэшн, стрит фотография — все эти тонкости существовали и раньше, но сегодня они стали принципиальными. Любая безыдейная форма воспроизведения реальности, даже «посредством воздействия света на чувствительный материал» — это что-то из прошлого, акценты переносятся сегодня на концептуальную работу, которая встраивается в контекст современного искусства. Репортажный драйв, процесс привлекает меня больше, чем результат, рассчитанный на среднестатистического читателя журналов. Невозможно продолжать тиражировать реальность, плодить подобия других подобий. Необходим поиск новых художественных стратегий.

Иван Пустовалов: Любая граница, даже технологическая, кажется условной. Камера 4?5 всего сорок лет назад была репортажной, сегодня это инструмент только фотохудожника. Вопрос в твоих интересах и намерениях, важно ли тебе зафиксировать собственные ощущения или условно объективно поймать момент и рассказать историю. Репортаж для меня — слишком вербальная практика.

Макс Шер: Летом приезжал на практику один голландский студент, от него я впервые услышал о делении на эмоциональную и концептуальную фотографию. В первом случае ты снимаешь подряд всё, что к тебе приходит и пытаешься собрать это в связную серию, а во втором идёшь от конкретной идеи и на неё нанизываешь картинки как на нитку. Мне первый путь ближе, и в личной работе я стараюсь полностью отказаться от документалистики, обратиться к собственному воображению, подсмотренным образам, воспоминаниям.

Антон Михайловский: Отказ от условностей связан исключительно с рынком. Если лет сорок назад невозможно было представить себе репортажную, военную или трэвел фотографию в стенах галереи, сегодня это повседневная практика. Для большинства основным источником дохода являются публикации, при этом в новостной прессе профессиональных фотографов сильно теснит так называемая гражданская журналистика. Падают бюджеты, это связано с мировым кризисом прессы, и фотографы вынуждены искать новые источники монетизации. Возникает тиражная фотография как абсолютно рыночный феномен. Галерейные институции учат свою постоянную публику ценить и покупать фотографию, а воспитание аудитории несомненно важно.

Александр Гронский: Фотография плотно вошла в общественное сознание как инструмент передачи новостей в системе СМИ, но её саму это никак не определяет. Фотография — это повествование от первого лица, через камеру, она всегда больше изображаемого события. Перестав быть востребованной на рынке новостей, документальная фотография освободилась от множества производственных штампов. Акцент смещается с редактора на самого фотографа, то, что он сам хочет сказать, что он видит. Огромная армия фотографов, снимавших всё подряд, остаётся сейчас без работы и вынуждена переосмыслить свои отношения с медиа, это хорошо.

Возможный выход — работа с галереями, у классической фотографии до сих пор нет лучшего применения, чем повесить её на стену или напечатать в альбоме. При этом продавалась она всегда плохо, даже мэтры всегда имели другие постоянные источники дохода, вроде заказных съёмок или преподавания. Рынка в России до сих пор нет, он слишком случаен и непредсказуем, правда, и на Западе он появился не так давно.

Фотография и новые медиа

Пётр Антонов: Сложно игнорировать появление цифрового изображения, но, как ни странно, самым большим открытием продолжает выглядеть «новый цвет» и «новый документ» 70-х годов, ничто не сравнимо по масштабам с Эглстоном, Стернфилдом, Фридландером.

А.М.: До сих пор мало кто понимает, как жить и работать с мультимедиа, сложность в том, что нам не хватает журналистской и потребительской культуры. Существует понятие нарративной фотографии, пытающейся рассказать связную историю посредством снимков, подписей к ним, вводок, слайд-щоу, видео, звука. Мультимедийные проекты сегодня — это настоящее большое кино, часто с элементами нелинейного повествования, когда зритель сам может управлять, куда ему пойти и каким контентом воспользоваться. Есть интерактивные проекты про Китай, про Чернобыль. Следующим шагом будет конструирование виртуального пространства, в котором зритель вынужден принимать решения, часто противоречащие собственной формальной логике, где через слом собственных шаблонов ты можешь узнать и прочувствовать что-то неожиданно новое. Больше всего это становится похоже на компьютерную игру.

А.Г.: От новых медиа последние пятнадцать лет ждут колоссального прорыва, но до сих пор кардинально ничего не изменилось. Техника осваивается значительно медленнее, чем появляется, внедрение любой технологии связано на первых порах с шоком восприятия. Существование цифровых камер никак не повлияло на эстетику фотографии, я не вижу, чтобы кто-то освоил её «цифровость» как таковую. Все интуитивно чувствуют, что новые медиа скрывают неизвестные возможности, но никто их пока не нашёл, а когда кто-то начинает пытаться, это становится слишком заметно, и движений в этом направлении мало, мы по-прежнему находимся в предощущении.

Зина Михальская: Дискурс фотографической теории и практика практически не соприкасаются друг с другом. Со стороны теории понятно, что фотографии не отображают реальность и девальвируются как документ, со стороны практики очевидно, что фотографии конституируют наше сознание и восприятие. Мы вспоминаем исторические события по снимкам, сделанным Хепкером, Каппой, Пеллегрином, вне зависимости от того, насколько эти фотографии отображают действительность — они создают фотореальность, а эта реальность формирует нашу коллективную память. Фотография — это крайне демократичный и доступный метод самовыражения, при этом выполняемый ею набор функций с появлением цифровых технологий практически не изменился. До дигитальной революции фотография уже была всем — доказательством, документом, изящным искусством, модой, рекламой — этим она и осталась. В то же время, если говорить о новых авторах, то мне запомнились Дуг Рикард (Doug Rickard) и Джон Рафман (Jon Rafman), использующие в своих работах фотографии из Google Maps и Google Streetview. Перенося их в другой контекст, они придают им новую ценность. Думаю, что работа с архивами, сателлитами и гуглом будет продолжать пользоваться большой популярностью и таит в себе еще массу неисчерпанных возможностей.

Митя Нестеров: В контексте сказанного Зиной мне очень понравилась история с трёхногой кошкой Нэнси Бин. Конечно, она снимает не сама, а у неё на шее прямо под нижней челюстью закреплена миниатюрная цифровая камера, делающая кадр каждую минуту, так что угол обзора камеры хотя бы примерно совпадает со зрением кошки. На фестивале в Арле в этом году был выставочный проект «From Here On», дословно «Отсюда», который курировали Мартин Парр и Клемент Шеру, историк фотографии из Центра Помпиду. Там «работы» Нэнси Бин выставлялись как раз вместе с Рафманом, и там же был, например, проект словака Павла Смейкала, который из старых документальных фотографий вырезает фигуры людей — представьте себе самый известный снимок Роберта Капы, лишённый своего героя. Все вопросы, действительно снят момент гибели испанского националиста, или это постановка, оказываются сняты. Иоаким Шмидт в Германии, или Алексей Шульгин в России работали с архивами ещё в начале 80-х, и в целом их работа указывает на ту же проблему, что и участие в выставке Нэнси Бин: фотография — всё же условно авторское искусство.

Освоение же «цифровости» происходит как раз в сфере всё большей манипуляции с изображением. Здесь меня настораживает лишь то, что любая фотография покоится всё равно на вере в реальное существование того, что она показывает. Когда мы видим красивую рекламу или фотографию сексуальной модели в глянцевом журнале, если разумом и понимаем, как это сделано, бессознательно всё равно воспринимаем данный имидж как «реальность». Творчество так называемых «цифровых» художников, работающих с фотографией, Олега Доу, или Кати Белкиной, меня просто пугает. Косоглазые Чебурашки, призванные к тому же помочь жертвам катастрофы в Японии — в моей системе ценностей просто издевательство.

М.Ш.: Если фотографа интересует картинка сама по себе, чистая визуальность, он вряд ли обратится к новым медиа. Мне интересно фотографирование само по себе. Если серия получается визуально интересной, трогает зрителя, будит другие образы, воспоминания, ассоциации, то я считаю свою задачу выполненной. При этом ценность несёт уже только медиа, картинка как таковая, а не то, что на ней изображено.

А.Г.: Для меня всё заканчивается на одной фотографии, а последовательность, ритм, идея и сюжет уже не так важны. Мне нравится вкручиваться в медиа в чистом виде. Так что, думаю, взаимодействия классической фотографии с мультимедиа практически не происходит.

Вопросы образования: история моей мамы

И.П.: Когда я начинал, фотография казалась мне самым ущербным медиа. В ту область, где я в конце концов оказался, я пытался прийти окольными путями, лез через забор, вместо того, чтобы открыть калитку, попадал в колючую малину. Я убеждён, что фотографическое образование должно строится по цеховому принципу. Необходимо знать историю искусств, важно смотреть альбомы и сайты, но продуктивнее всё же найти себе мастера. На почве коллекционирования музыки мне повезло познакомиться с Евгением Нестеровым. Я приносил ему свои картинки, он их кадрировал, показывал, что на самом деле привлекло моё и его внимание в каждом отдельном случае. Такая история есть у каждого фотографа.

А.Г.: Есть ли проблема образования? Важно ли знать историю искусства? Сложно сказать. Наличие Интернета и возможность смотреть картинки — необходимый минимум для того, чтобы начать развиваться. Любое образование — это различение: это нравится, это нет, это нравится больше. Так формируется вкус. Фотография — максимально доступный жанр. Несомненная польза школы Родченко и других появившихся здесь школ — создание определённого профессионального контекста.

Анастасия Цайдер: Образование, не только знание технических азов, но насмотренность, высокий уровень визуальной культуры, необходимо для успешного включения в международный контекст, участия в конкурсах, карьерного роста.

Оля Иванова: Может быть, нам всем просто не хватает образования. Большинство людей, работающих сейчас в русской фотографии, самоучки. Личный опыт, своё мнение — всё, что у нас есть. Не понятно, возможно ли строить на этом индустрию и рынок.

И.С.: Осенью прошлого года, в 59 лет моя мама увлеклась фотографией, и незаметно новое увлечение всё больше её захватывало. Каждый вечер я встречался не с родным человеком, а с начинающим фотографом, стремящимся скорее стать профессионалом. Мама быстро училась, тридцать лет работы в музее не прошли даром. Композиция, свет, динамика — за несколько месяцев мама прошла путь, на который молодые люди тратят несколько лет. Я понял, что вернуть прежнюю маму невозможно, и меня охватил понятный ужас.

Русская фотография: Золотой Век потери идентификации

З.М.: У меня немного сведений о российской современной фотографии, но знаю что в Германии огромной популярностью пользуется Борис Михайлов, которого хорошо знают и очень любят. Ну и, конечно, все помнят Родченко. Думаю, это первые два фотографа, которых назовет среднестатистический, любящий фотографию немец.

А.Г.: Интерес к фотографии сегодня высок как никогда. Мы живём в Золотом веке, и в то же время находимся лишь на зачаточной стадии. Я не вижу русской фотографии, нет объединяющего фактора, за исключением, может быть, старой школы фотографов, активно снимавших в 70-е и 80-е. Я отчётливо понимаю, например, что корни моей работы не в России и не в русском искусстве, но мне важна территориальная привязка. Я делаю это здесь.

Молодые авторы, подающие заявки на конкурсы, все очень европейские, и это понятно. Никто ничего не делает в чистом поле, невозможно быть ото всего оторванным. Молодёжь подключается к западному контексту, потому что он более разработан. Чтобы у нас появилось нечто новое и уникальное, не пустое, нужно время — это во многом вопрос количества, критической массы работающих и думающих авторов.

П.А.: Вопрос о российской принадлежности фотографии очень важен. Сразу понятно, что такое американская школа, немецкая или даже Хельсинская. Подобного стереотипного представления о русской фотографии нет, всё заканчивается ленинградской школой и её последователями, а единственный стопроцентно всеми на Западе узнаваемый автор — пожалуй, Родченко.

Вопрос о «российскости» важен, потому что это вопрос поиска национальной идентичности, особенно сейчас актуального. Нужно, отбросив поиски национальной идентичности в области формы, обратиться к национальным мотивам в области содержания. Россия — исторически крайне недофотографированная страна. Вернувшееся из забвения творчество пионера цветной документальной фотографии Прокудина-Горского, формально более близкое к тому, что принято считать американской документальной традицией, может быть переосмыслено как возможный ориентир в фотографических поисках национальной идентичности.

Лучший ответ на вопрос, что же отличает русскую фотографию — чувства. Мы действительно очень сентиментальны и одновременно серьёзны, это отражается в фотографии. Я вижу много искренней и прочувствованной фотографии из России.

А.Г.: В русском пейзаже мне чудится надлом и надрывное переживание. Мы видим и снимаем его так, как не видят иностранцы. Легко уйти в другую крайность: многие творческие профессии в России страдают идеей своего особого пути, вырождающейся в простое игнорирование реально происходящих процессов.

А.М.: Важно не быть таким творческим хиппи, снимающим в стиле пьяного мастера. Что действительно раздражает в русском подходе, так это раздолбайство. Ко многим кажущимся второстепенными вещам нужно относится гораздо серьёзнее — и к ретуши, и к отбору картинок. Многих удивляет, почему мы не выигрываем на World Press Photo второй год подряд. Посмотрели бы вы серии, которые туда присылают!

А.Г.: У людей, отчётливо формулирующих свои карьерные задачи и фотографические высказывания, всё получается относительно быстро. Русские, попавшие в западную фотографическую среду, быстро начинают в ней ориентироваться, чего не скажешь об оставшихся здесь.

При этом, воспринимаемся ли мы на Западе как цельность? Нет. Существует определённый вакуум, поэтому интересно, кого выберут на будущий год в Хьюстоне и как сложится международное портфолио-ревю в конце августа в Москве.

О.И.: На Портфолио-ревю не взяли многих хороших фотографов — Макса Авдеева, Яну Романову, — но взяли людей, снимающих свадьбы. Такое ощущение, что в России есть вертикаль куратор — фотограф, нет равноправия и диалога, твоё мнение никому не нужно. Из неформальных и дружеских отношений часто вытекает хамство и пренебрежение. Из-за того, что рынок не приносит достаточных дивидендов участникам, всё похоже на междусобойчик, а не индустрию. Что такое русская фотография я вообще не понимаю, здесь все движутся вслепую, наощупь и с оглядкой на соседей. Участвовать в русских конкурсах желания не возникает.

А.Г.: Нам действительно не хватает адекватной фотокритики. Очень сложно найти внятный анализ и разумное обсуждение, обстоятельное размышление на тему русской фотографии.

Эпилог

Фотография сегодня — единственно доступный нам способ рефлексии по поводу всего, что принято называть видимой (наблюдаемой) материальной реальностью, существующей независимо от человеческого сознания. Если же в языке важно не содержание сообщения, а сама возможность его передачи, если в фотографии ценность несёт не само изображение, а его хрупкая поверхность, и если за ней, за формальными грамматическими конструкциями любого языка, мы встречаем пустоту и холодность сродни тому остранению, с которым Наташа Ростова смотрела балет — это не проблема языка фотографии. Скорее, это проблема говорящего.

Мы привыкли к постоянной смене окружающих нас имиджей. Прогресс перестал быть чудом и модернистским устремлением, он стал избыточным и неинформативным. Осведомлённость, «насмотренность» оборачивается белым шумом. До тех пор, пока фотография будет отражением всей системы массмедиа, она будет отражением собственной программы и будет пустой, сколько бы труда и страдания ни было в неё вложено. Поиск национального содержания возвращает нас к дискредитировавшей себя системе массовой культуры, и понятно модернистское по своей природе желание многих фотографов искусственно от неё отделиться, избавиться от «документализма» в работе.

Без этого оказывается невозможен поиск идентичности, или же построение пиар концепции «русской школы», должной привлечь молодых и талантливых и одновременно работать для представления нас на Западе, как это было с Хельсинской школой в Финляндии, и как это в современном искусстве начинает происходить. Проблемы жанров, образования и рынка оказываются второстепенными и проявляется их чисто экономическая природа. Их решение — действительно, только вопрос времени.

Митя Нестеров

Оригинал статьи опубликован в журнале «Искусство» № 4–5 (578) 2011, «Фотография: факт и образ»